Антикварный магазин в Дубулты. Библиотека журнала «Вторник» - стр. 43
Инесе оказывается более решительной. Разговор начинает она:
– Сейчас можно поехать куда угодно, были бы деньги. А вы, Никита, сказали, что любите отдыхать здесь, в Латвии. Почему?
– Все просто. Мама родилась и долго жила в Риге. Сама любит эту землю, и мне с братом помогла полюбить.
– Ваша мама латышка? – делает Инесе вполне логичное предположение.
– Нет, русская, хотя в ней есть латышская кровь. Прадед родился в Тукумсе.
Я рассказываю Инесе о нашей семье, о ее связи с Латвией.
– Получается, ваша мама родилась и выросла на родине своего деда, – она почти все время смотрит на меня, пока говорю.
– А вы, кстати, совсем не похожи на латышку, – замечаю я.
– Мама была латышка, – коротко отвечает Инесе.
Была… Страшно и тяжело слышать это слово. Понимаю, что своей репликой причинил ей боль. Извиняюсь. Слова даются с трудом.
Инесе ободряюще смотрит на меня:
– Вы же не знали. Мама скончалась давно. Мне было пять лет, – продолжает она после короткой паузы. – Не очень хорошо ее помню. А на латышку, – улыбается она, – я и правда не очень похожа. Во мне много кровей. Есть греческая.
– Теперь я понимаю, откуда у вас карие глаза. Они очень красивые, – делаю ей первый комплимент.
Оценила его. Дарит мне еще один взгляд.
Кстати, никогда не слышал о греках в Латвии. О немцах, евреях, поляках, белорусах – да, но вот греки… Интересно, как ее предки оказались здесь?
Инесе будто читает мои мысли:
– Мой прапрадед приехал сюда еще в девятнадцатом веке, из Крыма. С тех пор живем здесь. В Дубулты.
– Очень жаль.
– Почему? – она удивленно смотрит на меня.
– Раз в Дубулты, то это значит, что вы, Инесе, живете неподалеку от магазина, а я хотел пройтись с вами побольше.
Я мысленно, не первый раз за время прогулки, спотыкаюсь на слове «вы». Да, мы пока на «вы». Не знаю, кого как, а меня такое обращение сковывает, особенно, когда говорю с симпатичными женщинами. А Инесе мне более чем симпатична.
– А мы и так идем к моему дому не самым коротким путем, – признается она. – Самый короткий не проходит через пляж.
Она хочет пройтись побольше со мной!
– Я рад этому, – признаюсь ей.
Разговор снова ненадолго прекращается. Теперь молчание прерываю я:
– А вы очень любите свой магазин.
Я чувствую, что эта ремарка, констатация этого факта – вторжение в личное пространство Инесе. Но сознательно делаю это. Хочу больше узнать о ней.
– Это семейный магазин. Принадлежал нескольким поколениям в нашей семье.
Вот откуда эта привязанность к антикварному… В ее голосе сейчас нет той приятной легкой хрипотцы, которая с самого начала так понравилась мне, он какой-то глухой. Что-то ее расстроило. То, чего я пока не знаю.