Размер шрифта
-
+

Античность перед загадкой человека и космоса. Хрестоматия - стр. 57

Два полководца скифским, твердокованым
Железом разделили родовой надел.
Земли получат столько, сколько гроб займет…

Затем хор поет:

Равная доля увы,
Гневным досталась братьям.
Честно Арес вершил
Суд. Но не мил друзьям
Этот судья третейский…

Эта скорбная ирония варьируется несколько раз, затем завершается в плаче Исмены (949–950). Иронией обнажается безрассудность жажды власти, богатства.

За привычные рамки нередко выходят у Эсхила и сравнения. В «чистом виде» преимущественно краткие, они «скрытно» развертываются в описании пророческих знамений («Агамемнон»), в басне, в вещих сновидениях («Персы», «Хоэфоры»). Стилистическая окраска и интонация эсхиловского сравнения зависит от того, в чьей речи и с какой целью оно дается. В речах Клитемнестры например, сравнения большею частью взяты из бытового хозяйственного, обыденного круга:

Наш царь для нас – что пес для стада робкого,
Для корабля – канат, для кровли – крепкий столп…
Смешай в одном сосуде масло с уксусом —
Недружные, разъединятся жидкости.
И не сольется с кличем победителей
Вопль побежденных…

Чуть ли не все образы Эсхиловой поэтики – реальны, предметны и берутся из различных моментов жизни, из сил природы, из мира домашних животных, хищных зверей, пернатых, из области ремесел, охоты, рыболовства, мореплавания, езды и т. д. Всеобъемлющим охватом и богатством привлекаемых явлений Эсхил родствен Гомеру. Вообще следует иметь в виду, что в поэтике отца трагедии много «крох с пиршественного стола» создателя героического эпоса. Когда, убив Кассандру, Клитемнестра Эсхила говорит, что Агамемнон привез дочь Приама, «чтоб роскошь (пира) завершилась блюдом лакомым», нельзя не вспомнить, что подобной метафорой (убийство – богатая трапеза) пользуется герой «Одиссеи», приступая к расправе над женихами:

Ну, а теперь нам пора приготовить и ужин ахейцам…

Многие, особенно сложные, эпитеты Эсхила – гомеровского происхождения: корабли – быстрокрылые, жены – низкоподпоясанные, Азия – овцепитающая, щит – черпокаёмный. платье – тонкотканое и т. д. Иногда Эсхил относит древний эпический эпитет к другому объекту, тем самым переосмысляя и обновляя этот эпитет. В эпосе стрелы смерти бывают «нежными». У Эсхила – «нежная стрела взора». У Гомера «двулезвейным» бывает меч. У Эсхила – «двулезвейные кудри огня»… Иногда Эсхил слегка варьирует сложный гомеровский эпитет. У Гомера боги «вечносущие», «навечнорожденные», у Эсхила – «долгоживущие». У Гомера имеется эпитет (боя) «многослезный», у Эсхила – «весь плачущий» (в одно слово), «всеслезный».

Но чаще всего Эсхил создает по этим образцам свои собственные эпитеты: бурноразящий смерч, башнеразрушающие войны, вожжелюбивые кони, меченосная рука, златоменяла, весы держащий («весодержец») Арес, медноустый корабль, белоконный день, белокрылый снег и многие другие. Перевести их одним словом бывает трудно и даже невозможно: птиц убивающая зима, пронзающие бодцом боли, вспоённый снегом луг, всех принимающая тьма (Аида), льном сшитый дом (парусный корабль), – каждый из этих эпитетов выражен у Эсхила одним сложным прилагательным. И простыми, привычными эпитетами Эсхил создает непривычные сочетания, типа оксюморона: «неласковая ласка», «сладостная болезнь», «безысходный выход» и т. п. Или пользуется простым эпитетом для совсем непростого контраста: «Коротким словом боль объял огромную».

Страница 57