Аномальная зона - стр. 51
– Странно… – всё ещё сомневался профессор.
– Болею я, – признался Марципанов. – Голова разламывается, сердце барахлит. Сгораю, можно сказать, на правозащитной работе.
– Примите лекарство, – сурово посоветовал Соколовский, – и приезжайте сейчас же на квартиру академика Великанова. Здесь все наши как раз по скорбному поводу собрались. Речь идёт об исполнении святой для всех нас, его единомышленников, последней воли покойного.
4
Квартира академика Иннокентия Наумовича Великанова располагалась в приземистом трёхэтажном доме сталинской застройки, украшенном свойственными той поре архитектурных излишеств алебастровыми серпами, молотами, кистями винограда и колосьями пшеницы по грязному, закопчённому автомобильными выхлопами фронтону.
У подъезда Эдуард Аркадьевич увидел группу людей, чем-то неуловимо похожих друг на друга – бородками клинышком, строгим блеском очков, затрапезной одёжонкой, обшарпанными портфелями, а главное – печальным выражением лиц. Официальная церемония прощания была назначена лишь на завтра, а потому сейчас здесь собрались только свои, соратники покойного по правозащитному движению, а их жизнь в последние годы не баловала. Стипендий и грантов, увы, на всех желающих не хватало.
От понурой группы единомышленников отделился профессор Соколовский и протянул руку Марципанову. Тот подобострастно стиснул ему ладонь и, ликуя, что сохранил рукопожабельность, немедленно принял подобающий случаю удручённый вид, стиснул горестно губы, склонил голову и обошёл всех присутствующих, здороваясь и бормоча:
– Какая утрата, господа!
Замученному режимом академику принадлежала роскошная шестикомнатная квартира на втором этаже, уставленная антикварной мебелью из дерева ценных пород, с резными вензелями, а стен не видно было из-за сплошной череды книжных стеллажей, ковров ручной работы и картин в золочёных багетах и фотографий, забранных для сохранности в стекло и рамку. Марципанов бывал здесь не раз.
Весомая доля книг в библиотеке Великанова принадлежала его плодовитому перу, на большинстве полотен красовалось его изображение, выполненное известными и не очень живописцами, на всех фотографиях тоже он: то в гордом одиночестве, то в компании с отечественными и зарубежными знаменитостями.
На особо почётном месте, в специально изготовлённом футляре, висела зековская роба – куртка, штаны, кепка мышиного цвета с поперечными белыми полосками, с биркой-номером на нагрудном кармане. В этой униформе якобы освободился из лагеря Великанов в 1946 году. Якобы – потому что той робы не сохранилось, а эту Эдуард Аркадьевич выпросил лет пятнадцать назад у администрации вполне современной колонии особо режима и подарил, к вящей его радости, престарелому академику.