Размер шрифта
-
+

Аномальная зона - стр. 25

– Херня какая-то, – скептически поджал губы глава. – Мужик этот небось поллитру на рыбалку с собой прихватил, вот ему всякая муть и мерекалась.

Александр Яковлевич протестующе замахал руками:

– Да нет же! Уверяю вас: в Острожском районе существует аномальная зона! Как Бермудский треугольник, где исчезают корабли, самолёты. Или у нас, в России, – в Пермском крае! Да и где обитать реликтовому гоминоиду, как не в ваших местах? Величественная, пережившая ледниковый период тайга. Дремучие дебри, непроходимые болота, скалы и сопки, полноводные, мало исследованные реки. Здесь, между прочим, и другие чудеса водятся.

– Да ну? – усмехнулся глава.

– Призраки! – победно глянул на него собеседник. – Я, например, у одного краеведа вычитал. В здешней тайге когда-то несколько лагерей находилось. Тех ещё, сталинских, энкавэдовских. И с тех пор охотники иногда видят, как по самой топи болот, без звука, без рельсов, катит поезд! Хотя железной дороги там нет…

– Была когда-то узкоколейка, – кивнул Степан Тихонович. – Её ещё в моём детстве разобрали. А мужики чего спьяну не увидят! Ты вот на охоту со мной сходи, таких рассказов от егерей наслушаешься! Особенно после третьего стакана…

– Нет! – решительно мотнул головой журналист. – Аномальная зона здесь есть. И открыл её я, Студейкин!

«Выгоню к чертям собачьим редактора! – решил про себя глава. – А то он мне такими заметками из района проходной двор устроит. Слетятся сюда ловцы сенсаций со всех концов. И на фиг мне такая головная боль…» – а вслух сказал:

– Теперь за снежного человека! Давай! До дна!

И набуробил гостю опять полную стопку. Студейкин глянул на неё мутно, кивнул решительно:

– За реликтового гоминоида, чтоб ему здесь хорошо жилось, – согласен!

И выпил.

3

Очнувшись, Александр Яковлевич долго не мог сообразить, где находится. Сверху над ним нависал низкий, как крышка гроба, потолок из тёсаных досок, кое-как замазанных голубенькой краской. Из двух кривоватых окон, прорубленных в тёмной бревенчатой стене и задёрнутых синими занавесочками в мелкий красный цветочек, пробивались точечными лазерными прицелами игольчатые солнечные лучи в ореоле танцующих вокруг них невесомо микроскопических пылинок.

Журналист, охнув от сдавившей железным обручем лоб головной боли, повернулся набок под скрип и металлический скрежет панцирной сетки кровати, на которой лежал, прикрытый поверх одежды тёмно-синим суконным одеялом, и огляделся вокруг.

Его мутному взору предстал массивный, застланный клетчатой клеёнкой стол с грязными тарелками, тазиком с застывшими на дне пельменями, мутными стаканами и огромной, литровой, не иначе, стеклянной бутылкой, опорожнённой почти, – остатки вчерашнего пиршества. На узкой солдатской тумбочке казарменного тёмно-коричневого цвета – огромный ламповый телевизор «Рубин», какие и не выпускают, наверное, нынче. Трёхстворчатый, крытый тёмным лаком шифоньер. Несколько стульев с прямыми спинками и дерматиновыми сиденьями. На полу – блёклая, домотканая будто, дорожка. Вот и всё убранство… «Гостиница! – осенило Студейкина. – Где мы вчера с главой выпивали!»

Страница 25