Аничкина иколе. Приключения Руднева - стр. 32

До конца дня Руднев провел ещё два урока, успел побывать на обеде, посмотрел, как выглядит прогулка, заглянул в дортуар и к вечеру прибывал от всего увиденного в ужасе.

– Это же девятилетний карцер! – возмущался он, когда уже часов в семь вечера они с Белецким наконец выбрались из здания школы и оккупировали кружевную беседку в глухом уголке сада подальше от любопытных ушей. – Бедные девочки! Это же невыносимо! Как они здесь живут? Всюду строем! В дортуаре холодно и сыро, как в подвале! А чем их кормят? Мало того, что впроголодь, так ещё и чем-то абсолютно несъедобным! Ты видел, как их наказывают?! Одной рваный чулок к платью прикололи, другой – картонный язык за болтовню на шею повесили! Это же унижение!

– Зато их не порют, как мальчишек в гимназии, – философски ответил Белецкий.

– По мне так уж лучше порка, чем все эти издевательства!

– Это вы так говорите, потому что сами никогда розги не пробовали.

– А ты, видать, пробовал?

– Я был не таким тихим ребёнком, как вы, Дмитрий Николаевич, – уклонился от прямого ответа Белецкий и в свою очередь спросил. – Вам удалось узнать что-нибудь интересное помимо плачевного состояния дортуаров и скудного меню?

Руднев пожал плечами.

– Ничего конкретного, – признался он. – Ты знаешь, что означает у детей вот этот знак? – Дмитрий Николаевич сложил пальцы крестом, как это сделала Тамара Апания.

Белецкий взглянул на него с удивлением.

– Дмитрий Николаевич, вы правда не знаете?.. Это что-то вроде индульгенции на случай вранья.

– То есть?

– То есть, сложив пальцы крестом, можно со спокойной совестью говорить неправду, и это вроде как не зазорно. Вы что, никогда так не делали?

– Ты сам сказал, что я был тихим ребёнком… Получается, девочки действительно что-то скрывают.

– А вы, Дмитрий Николаевич, вообще напрасно думаете, что они здесь все такие уж невинные ангелы. У меня сегодня был урок у седьмого класса. К слову сказать, немецкий здесь преподают весьма посредственно, семигодки всё ещё путаются с падежами, но речь не об этом. Когда девочки покинули класс, я нашёл на полу вот эту записку. Почитайте.

Руднев развернул и прочёл: «Теперь молчание стоит дороже. Удивите меня.» Почерк был девичий и немного неровный, будто написано было второпях или в сильном волнении.

– Ого! – поразился Дмитрий Николаевич. – Это похоже на шантаж! Что же у них тут происходит?

Леночка ликовала.

Всё-таки господь слышал не только те молитвы, в которых Леночка по настоянию школьного священника отца Никодима упоминала благополучие России, царскую семью и своих многочисленных родственников. Она-то никогда не сомневалась, что Бог, создавший такой огромный и интересный мир, в котором встречаются даже утконосы, не мог быть скучным и нудным старикашкой, как выходило по рассказам отца Никодима, поэтому каждый день добавляла в свои молитвы отдельную просьбу, сделать жизни в Аничкиной иколе ну хоть чуть-чуть веселее. И вот, наконец, руки у Бога дошли и до скромного желания Леночки Блохиной.