Ани из Персикового дома - стр. 7
Мать старалась не вмешиваться, когда Гордей, как она говорила, «воспитывал детей». Даже Софье, бывало, доставалось, от его тяжелой руки. Витя, как мог, переводил пристальный взгляд отца на себя, но он не мог быть дома постоянно.
При посторонних отец обычно сдерживался. Когда они работали в поле, Вите доставалось меньше, чем дома, но если Гордей и отвешивал мальчику подзатыльники, люди лишь стыдливо отводили глаза. К сожалению, в деревне старались не лезть в чужие дела, даже если творилась явная несправедливость.
Хорошо, что наступила зима, последний урожай давно собрали, озимые культуры засадили, и теперь до весны работы не было. Витя чаще бывал с сестрой и приглядывал за ней. Одно плохо, из-за нехватки работы отец тоже сидел дома. От вынужденного безделья Гордей становился невыносимо требовательным и злым.
– Говори нормально! – взорвался отец. – Терпеть не могу, когда ты заикаешься, как дурачок!
Предчувствуя скорую бурю, близнецы вскочили, наспех поблагодарили мать за завтрак и умчались на улицу. Софья вопросительно посмотрела на Витю, и тот кивнул ей на дверь, чтобы она поскорее уходила. Девочка вздохнула и потихоньку выскользнула из кухни.
Александра молча стояла спиной к столу. За столько лет жизни с Гордеем она научилась уходить глубоко в себя, чтобы не слышать постоянные перебранки и оскорбления.
– Т-ты же з-з-знаешь, я н-не м-м-могу п-по-другому, – процедил Витя.
– Ах, не можешь? – закричал отец. – Да ты просто ущербный маленький щенок, стоило бы утопить тебя, едва я понял, что ты на меня совсем не похож. Похоже, злые духи подкинули тебя в утробу твоей матери, не иначе!
Витя слышал это все не в первый раз, однако боль от этого была не меньше. Каждый раз он говорил себе смолчать, не делать только хуже, но не мог сдержаться.
– Я н-н-не щенок! Не смей т-так г-говорить!
– В СВОЕМ ДОМЕ Я БУДУ ГОВОРИТЬ, ЧТО ХОЧУ! – заорал Гордей. – И не собираюсь слушать поучения от такого безмозглого мальца, как ты!
У Вити было два выхода: напасть на Гордея первым, отомстить за оскорбления и проиграть, или умчаться так далеко, чтобы его пылающее обидой сердце немного остыло. Мальчик выбрал второе.
Витя сорвал куртку с вешалки, сунул ноги в ботинки и, не забыв захватить свой верный лук и стрелы, выскочил из дома. Охота всегда помогала мальчику забыться. Его лицо горело, руки сжимались в кулаки. Ему хотелось что-нибудь ударить, разрушить, как разрушали его слова отца, или расплакаться. Витя не позволил себе сорваться, пока не доберется до леса.
Их дом стоял на окраине деревни, можно было немного пройти, и окажешься в густом лесу. Летом, когда Вите удавалось выкроить минутку между работой и домом, он всегда приходил сюда, чтобы немного полежать под деревом и подумать или поохотиться.