Английский дом. Интимная история - стр. 17
Подобные истории, передаваемые из уст в уста, превращались в страшилки о неумелых повитухах, подрывая их авторитет в обществе. Однако к мужчинам-акушерам на протяжении всей георгианской эпохи продолжали относиться с подозрением. Многие мужья просто не могли смириться с мыслью, что посторонний мужчина увидит интимные части тела их жен. На сатирических карикатурах мужчину-акушера часто изображали в окружении пузырьков с лекарствами, в том числе с дурманящими препаратами, которыми тот специально опаивал женщину, чтобы воспользоваться ее беспомощным состоянием.
По мере того как акушерская практика переходила от повитух к врачам-мужчинам, менялась и конструкция родильного кресла. Женщине было удобнее рожать в низком кресле, дающем ей возможность упираться ногами в пол, хотя повитухе приходилось сгибаться в три погибели и с вытянутыми руками ждать, когда появится головка младенца. Как только родовспоможением занялись врачи-мужчины (примерно с 1700 года), ножки у родильного кресла начали удлиняться. Высокое кресло было менее удобно для роженицы, зато врачу не нужно было наклоняться. В конце концов будущим матерям предложили тужиться лежа, а не сидя, то есть отказаться от использования силы тяжести. Как ни печально, подобное изменение ввели в обиход не в интересах пациенток, а в интересах врачей.
Родильное кресло XVII века из коллекции музея Уэллкома (Лондон).
В эпоху Тюдоров обезболивание при родах сводилось к молитве. Настоятель Вестминстерского аббатства иногда одалживал роженицам из числа знатных дам, например сестре Генриха VIII Марии Тюдор, христианскую реликвию – Пояс Девы Марии. Порой прибегали и к лекарственным средствам, таким как травяное снадобье по рецепту Джона Партриджа с вселяющим надежду названием: «Чтобы женщины быстро и скоро разрешались от бремени, и без боли или почти без боли». Женщины георгианской эпохи уже могли рассчитывать на «жидкий лауданум» – спиртовую настойку опиума. Это было разрешенное лекарство, которое в книге доктора Джона Джонса «Разгадка тайн опиума» охарактеризовано как «превосходная и разумная панацея». Королева Виктория популяризировала хлороформ в качестве обезболивающего при родах, но делала это вопреки стойкому общественному мнению, убежденному, что применять хлороформ значит «поддаваться слабости». Многие ее подданные ставили знак равенства между «состоянием бесчувствия», вызванным виски, джином, бренди, вином или пивом, и тем, к которому приводил эфир или хлороформ, – и то и другое делает человека мертвецки пьяным, а это неприлично. Как бы то ни было, когда у жены ученого и мыслителя Чарльза Дарвина начались родовые схватки, он усыпил ее хлороформом. К тому времени, когда люди уже начали понимать, что в спальню к роженице можно занести невидимые микробы, даже если вымыть руки, доктора все еще отказывались менять свои привычки. В 1865 году Женское медицинское общество обратилось к врачам с просьбой не приходить в родильный покой прямо из анатомического театра. В ответном заявлении медицинский журнал «Ланцет» назвал эту просьбу совершенно необоснованной: причиной послеродового сепсиса является вовсе не инфекция, а «состояние ума» женщины, вызванное перевозбуждением. Как и во времена Тюдоров, женщинам по-прежнему не разрешалось вставать после родов с постели: книга «Советы замужней женщине» (1853) рекомендовала молодой матери девять дней лежать на спине и лишь на десятый «на полчаса принять сидячее положение». По истечении двух недель позволялось «сменить спальню на гостиную».