Ангел западного окна - стр. 51
А поднявшись на помост, он с громким смехом завопил, обратясь к епископу: „Берегись, поповская харя! Вот ужо запою сейчас песнь возвращения в родные края, так ты плешь-то прикрой получше, а то охота разбирает окропить ее горящей смолой да серой! Прожгу, ох прожгу тебе черепок, чтоб мозги огнем горели, пока не пробьет час провалиться тебе в преисподнюю!“
Костер сложен был и впрямь с невиданным доселе коварством и на редкость изощренной жестокой выдумкой, оборони Господь, чтобы в нашем исполненном скорби мире однажды снова явилось подобное изобретение. Посреди поленницы из сырых, медленно горящих сосновых дров торчал столб, Бартлета привязали к нему, надев железа. Само пыточное древо было сплошь увито вервием, обмазанным серой, а над головой грешника прикреплен был широкий толстый венец из сучьев и ветоши, щедро политых смолой.
И вот, когда палач своим факелом поджег костер в нескольких местах, то сразу, точно фитиль, ярко вспыхнули серные веревки, пламя мгновенно взбежало на самый верх, охватило венец над головой осужденного, и в тот же миг на него редким дождем стали капать горящая сера и смола.
Зрелище поистине ужасающее, однако не обыкновенный то был человек на костре, – казалось, не огненные струи на него льются, а освежающий весенний дождичек или манна сыплется с небес!.. Он, преданная казни жертва, не умолкая ни на минуту, поносил епископа, осыпал его глумливой бранью и издевательскими словами, так что вскоре не казнимый еретик на костре, а сэр Боннер в своем бархатном кресле корчился, будто у позорного столба. И если бы позволяли приличия, сэр Боннер, забыв и думать о наслаждении зрелищем жестокой казни, с величайшей радостью бежал бы от беспощадного прилюдного разоблачения своих тайных преступлений. Но казалось, епископа поразило некое заклятие, и он поневоле то молча трясся, терзаясь от ярости и стыда, то, брызгая слюной, вопил на своих подручных, теперь понуждая шевелиться живей, дабы ускорить, не растягивать страшную пытку, как он желал того прежде. Странное дело! Град пуль, пущенных в Бартлета, не заставил его умолкнуть, он был словно заговорен, ни один выстрел не причинил ему вреда. В конце концов сухой хворост и пакля, брошенные на поленницу, занялись, костер ярко вспыхнул, и Бартлет скрылся в пламени и дыму. И тут он запел громовым, ликующим голосом, совсем по-иному, нежели в темнице, когда раскачивался на цепях, – жутко и радостно звучала его неукротимая песнь: