Ангел мой, Вера - стр. 63
– Тебе дурно, Веринька? Ты больна, может быть? Ты только скажи откровенно…
– Оставьте меня, пожалуйста, оставьте, – шепотом просила Вера Алексеевна. – Мне тяжело… скучно!..
– Скучно, ангельчик мой? Давай поедем куда-нибудь, развеемся, ты только прикажи.
– Нет, нет, это я так сказала… ничего не надо, вы не понимаете.
Наконец он выпрямился и обиженно поджал губы.
– Очень мило… Если ты не больна и не скучаешь, отчего же ты всё плачешь?
Она молчала, вытирая слезы и хлюпая носом, как девочка. Муж стремительно заходил по комнате. Вера Алексеевна видела, что ему тоже страшно и тоскливо – и оба не умели сказать этого друг другу.
– Может быть, я обидел тебя?
Вера Алексеевна покачала головой.
– Если ты не хочешь, не надо никаких гостей, никакого обеда, ну его к черту, – предложил Артамон. – Пускай обижаются… Нам их не надо!
– Что ты! – воскликнула Вера Алексеевна, несколько испугавшись его проницательности. – Как можно…
Он замер, беспомощно прислонившись к окну и глазами спрашивая: «Что же мне делать, Веринька? Ты тоскуешь, мне страшно… неужели это так должно быть? Как нам с тобой жить?» – «Не знаю, – искренне отвечала та. – Время идет, а мы все никак не можем привыкнуть».
Чтобы избежать столпотворения и лишних расходов, было решено, что молодежь будет подходить к столу с закусками в гостиной или явится к чаю, а в столовой подадут обед только для самых важных персон, числом около пятнадцати. Егор Францевич, как и ожидали, прислал весьма любезное письмо с извинениями и наилучшими пожеланиями. Вера Алексеевна решила, что это очень деликатно с его стороны. Он не счел бы их обед чересчур скромным, но присутствие его высокопревосходительства, пожалуй, стеснило бы остальных. Зато Катишь явилась и заняла место по левую руку хозяина дома. По другую сторону устроилась полковница Башмакова, которая, слава Богу, избавила Артамона от сомнений, какую из дам вести к столу, и без всяких церемоний подала ему руку сама, как только лакей объявил, что кушанье поставлено.
Полковая молодежь, собравшаяся в гостиной, оказалась очень мила и учтива. Вере Алексеевне поднесли купленный вскладчину сервиз для шоколада и к нему конфектницу из золотистой фольги, в виде античного храма.
– Только не позволяйте мужу таскать сладкое перед обедом, – сострил кто-то.
– Шутки шутками, а я помню, как мы в Баварии… Приятели мои, едва устроившись, поехали добывать вина, а я искать кондитерскую.
Артамон был в совершенном восторге: помимо всего прочего, государь император, встретив ротмистра Муравьева в дворцовом карауле, поздравил его и посулил подарок «на зубок». Артамон познакомил Веру Алексеевну со своим двоюродным братом, капитаном лейб-гвардии Сергеем Муравьевым-Апостолом, и посетовал, что второй брат, Матвей Иванович, в отъезде. Вера Алексеевна подивилась общей муравьевской черте – внимательному тяжеловатому взгляду. У Сергея Ивановича глаза были всезнающие и насмешливые, как на портрете молодого Вольтера. Отчего-то, глядя на него, Вера Алексеевна вспомнила Никиту и тихонько спросила мужа: