Ангел любит лишь тебя - стр. 37
– Ты знаешь, что Вася погиб?
Тишина в трубке, звенящее молчание. Абрикосову в какой-то момент даже показалось, что Катя бросила трубку, но она ответила:
– Да. Но говорить о нем я не хочу. Ни о живом, ни о мертвом.
– Но это важно, – с нажимом сказал Абрикосов. – Как ты можешь так говорить, ты ведь любила его!
– У него подружка осталась, – жестко оборвала его Катя, – вот с ней можешь пообщаться.
Только тут Абрикосов разозлился. Можно как угодно относиться к человеку, любить его, бояться, презирать или ненавидеть. Если он жив. Можно закрыть перед его носом дверь или добавить номер его мобильного в черный список контактов. Но смерть может и должна все изменить. Она сама по себе слишком категорична, чтобы оставить человека равнодушным. Она – повод переосмыслить отношение, отставив интересы и обиды в сторону.
– А об Олеге Дорохове? – его голос прозвучал громко, едко, с усмешкой.
Но Катя была непреклонна.
– И о нем не хочу. Я знаю, что вы все считаете меня глупой и зацикленной, но это не важно. Для меня их смерти ничего не поменяли. И не звони мне, пожалуйста, больше.
«Что ж, эта неудача была предсказуема. Но и она абсолютно ничего не доказывает, Катя Жданович всегда была ранимой. Плохо, конечно, что для нее обиды стали важнее всего прочего. Я ничего от нее не узнаю, значит надо придумать что-то еще».
Абрикосов выдохнул.
«Ладно, пора работать. Как говорится, я подумаю об этом завтра. А может, девчонки что подскажут, им, скорее всего, проще понять женскую логику, чем мне».
Дверь в кабину машиниста скрипнула.
– Жор, я закончил, – отрапортовал Слава, смягчая недавнюю грубость, – ты тоже все?
Слава собирался повернуться к помощнику, но тут на его затылок обрушился удар такой мощи, что Абрикосов со всего размаха угодил лицом в пульт управления. Колени соскользнули с неудобного сиденья. Кажется, из носа потекла кровь, потому что перед глазами замаячили красные разводы. Абрикосов дернулся, чтобы встать или хотя бы повернуться, но колени отозвались такой сильной болью, что его усилие не принесло никаких результатов.
Через секунду он понял, что кто-то накинул ему на голову железнодорожную спецовку и стальными руками сдавливает горло. Слава почувствовал, что сейчас отключится, но запах креозота вонзился в ноздри, словно нашатырь.
Слава снова дернулся и закричал. Вместо крика на волю вырвался лишь хрип. Слава извивался, но, похоже, делал только хуже. Его голова была туго прижата к телу нападавшего. Стул машиниста, крепко прикрученный к полу кабины, уперся ему в правый бок, сиденье давило на спину, не давало возможности подняться. Оранжевый цвет спецовки сменился синим, потом черным и почему-то розовым. Слава сделал последний вздох, и все пропало.