Андрей Сахаров, Елена Боннэр и друзья: жизнь была типична, трагична и прекрасна - стр. 5

Нет, Сахаров заведомо не был «подкаблучником». И если этот на вид не очень уверенный в себе, немного заикающийся, постоянно размышляющий и практически никогда не вступающий в спор человек что-то для себя решал, то это был абсолютный кремень. Елена Георгиевна наглядно это описала в эссе «Четыре даты»[14] – в связи с ее и Софьи Васильевны Каллистратовой[15] безуспешными попытками отговорить его от заявления о возможной причастности КГБ к взрывам в московском метро в январе 1977 года.

Андрея Сахарова и Елену Боннэр многое объединяло. Это и готовность откликнуться на просьбу о помощи, и общее понимание того, что называется емким словом «справедливость», и то, что в основе этого понимания были нравственные установки семьи (интересно, что у каждого из них была любимая бабушка – главный человек детства), это и любовь к поэзии (но если Елена Георгиевна – энциклопедия и русской классической, и советской поэзии, то Андрей Дмитриевич до знакомства с ней обитал, главным образом, в XIX веке – там, где Пушкин). Однако, если мы от вопросов культуры, гуманизма и помощи конкретным людям перейдем к вопросам военно-политическим, то тут Сахаров был, пожалуй, единственным экспертом среди правозащитников-диссидентов 1960–1980 годов, причем таким экспертом, мнения которого внимательно изучались и учитывались в высших правительственных кругах СССР и США.

Необходимо отметить еще одно обстоятельство – общее для этих двух уникальных людей: волею судьбы и Андрей Дмитриевич, и Елена Георгиевна были лично знакомы с теми или иными высшими руководителями СССР. Для А.Д. Сахарова, благодаря его особой роли в советском ядерном проекте, – это знакомство с Л.П. Берия, Н.С. Хрущевым, Л.И. Брежневым, не говоря уже о многих руководителях более низкого ранга. Для Е.Г. Боннэр – это в первую очередь близкая дружба ее отца Г.С. Алиханова с А.И. Микояном[16], с которым они вместе боролись за установление советской власти в Закавказье и который более 30 лет был членом Политбюро ЦК КПСС. После того, как родители Е.Г. Боннэр были арестованы, А.И. Микоян в 1939 году предлагал усыновить ее и младшего брата. По его инициативе мать Елены Георгиевны Руфь Григорьевна Боннэр оказалась в числе первых реабилитированных – еще в 1954 г. и получила квартиру в Москве. Он же предложил Е.Г. Боннэр войти в состав советской врачебной миссии в Ираке в 1959–1960 годах (см. об этом в Приложении 7), отсюда и необычные для простого советского человека разрешения на зарубежные поездки к друзьям матери и отца коминтерновцам в Польшу (1964 г.), к родственникам-коммунистам во Францию (1968 г.). Брак с А.Д. Сахаровым в январе 1972 г. поместил Е.Г. Боннэр в фокус внимания высшего политического руководства СССР, что, возможно, было некоторой защитой от прямой физической расправы, но одновременно сделало Е.Г. Боннэр и ее детей заложниками общественной деятельности Сахарова, в том числе стало невозможным ее лечение в СССР («