Анатомия обмана - стр. 14

…а сторона защиты у Зверевых будет.

***

Я это сделала. Я смогла. Даже несмотря на то что у меня болит каждый сантиметр тела, я чувствую себя… свободной. Совесть хоть и гложет, но это не мешает мне мысленно праздновать первую победу.

Зверь должен исчезнуть любой ценой.

— Анют, встала? — за коротким стуком в дверь раздаётся голос Николая Петровича.

Я отрываю взгляд от потолка и встаю с постели. На минуту замираю, чувствуя слабость в ногах и лёгкое головокружение.

— Да. Встала. — отзываюсь, облокотившись о стену.

Чужой дом… Подумать только, я у Максима дома. Снова. Точнее, у его отца, ведь последние годы он сам жил где-то в квартире, в соседнем городе, но всё же.

Какова ирония, да?

— Так, я вхожу. — ворчливо доложили мне из-за двери, после чего тут же вошли, смерив меня гневным взглядом. — Держи.

Я не успеваю опомниться, как в моей руке оказывается пластинка с таблетками, а перед лицом стакан с водой.

— Это что?

— Что-то обезболивающее. Химия. — усмехается полковник. — Я посмотрел отзывы на препарат, не очень он хорошо влияет на организм. Надо принимать до еды или после. Пей и идём, я омлет пожарил и колбаски на мангале забабахал.

Изумлённо выгнув бровь, я несколько раз моргаю, прежде чем кивнуть.

Мне не хочется принимать обезболивающие. Боль — единственная отрезвляющая в моём положении. Она всегда напоминает о моей цели и не даёт сойти с дистанции, позволив зверю одержать победу. Ещё мне не хочется есть, но мне очень хочется побродить по дому, где жил Макс с отцом. Возможно, даже удастся взглянуть на какой-то семейный фотоальбом или его награды…

Какая несусветная глупость! Я уже такое провернула, а всё ещё смею думать о Максиме, как о любимом человеке. Своём любимом человеке.

Николай Петрович подсказывает, что таблетки нужно принять две, и я его слушаюсь. Возвращаю ему пластину и жадно запиваю эту химию, как он выражается, водой.

Дело сделано.

— Молодец. А теперь за мной! — командным голосом вещает он. — А ты сама идти сможешь? — боевой дух моего собеседника тут же теряется. Он осматривает меня придирчивым взглядом, констатируя страшное: — Вчера ты получше выглядела. Может, ещё раз в больницу прокатимся?

Я задыхаюсь от возмущения. Не то чтобы я себя мнила красавицей, необязательно в это утро, а вообще, по утрам, но слышать и знать самой — разные вещи.

— Я в порядке. Сама дойду.

Пришлось немного задержаться.

Лишь оказавшись в ванной комнате, куда я отпросилась у желающего меня срочно накормить полковника, я смогла понять, что он имел в виду. Я посинела и опухла, как… как не знаю, кто! То, что вчера казалось царапиной, сегодня на моём лице превратилось в катастрофу.