Анатолий Солоницын. Странствия артиста: вместе с Андреем Тарковским - стр. 8
…Идет неравный бой. На моряков-балтийцев наступают хорошо вооруженные белогвардейцы. Неуязвима бьющая по матросам бронемашина.
И вот из окопа ловко и скрытно начинает пробираться к бронемашине красноармеец. Бросает гранату. Умудряется выйти к бронемашине с тыла и забраться на нее. Потом винтовкой стучит по крышке люка и с эдакой крестьянской основательностью, с неподражаемым народным юмором говорит:
– Эй, хозяин! Вылазь.
А когда с делом покончено, прямо на бронемашине солдат закуривает самокрутку.
Это – лучшая роль Николая Ивакина.
Наверняка, он сыграл бы и другие значительные роли, как его друзья Виталий Дмитриевич Доронин, Борис Федорович Андреев, ставшие прославленными, любимыми народом артистами.
Но жизнь дяди Коли рано оборвалась: в 1941 году, эвакуируясь из Одессы, где снимался, он погиб под бомбежкой вместе с женой и только что родившимся сыном.
В Бабаниной комнате на стене висели фотографии всех шестерых ее детей. В разное время наше воображение занимали то прапорщик дядя Ваня – щеголеватый, с лихими усами, с саблей на боку; то изящная гимназисточка – тетя Таля. Но более всего нам нравилось рассматривать фотографию дяди Коли. Ведь именно он в фильме «Мы из Кронштадта» ведет себя так удало и лихо!
Удивительно ли, что картина эта была для нас самой любимой и дорогой?
Сначала наша Бабаня слушала, как мы ахаем, молча, но однажды сказала:
– Чего ахают? Это ж кино. У вас другой дядька есть, вот кто подвиг-то совершил. Взаправдашний.
– Это кто же? – несколько иронически спросил отец.
– Как кто? Да Васька Клочков. Он же моей сестры Настасьи сын.
– Какой Васька? Какой Клочков? – отец стал серьезен и во все глаза смотрел на Бабаню. – Это политрук Панфиловской дивизии? Василий Клочков?
– Он самый. – Бабаня встала и хотела уйти.
– Постойте. Что же вы раньше-то не сказали?
– А чего зря болтать? Родственник он вам дальний. А потом, про него и так много хороших слов сказано.
Так мы узнали, что легендарный Василий Клочков имеет родственные отношения с нашей Бабаней и, значит, с нами. Бабаня тоже была личность.
Вот она держит в руках двадцать копеек и говорит, глядя куда-то вбок:
– Ну-ка, внучек, чегой-то я не пойму: пятнадцать, что ли, это копеек?
Так она проверяет нашу честность. Оступишься – тут же получишь от нее по загривку. Рука у нее была крепкая и костистая.
Хорошо я запомнил, как однажды она отделала своего старшего сына, дядю Гришу, за такой вот «подвиг»…
Как-то ночью я проснулся от приглушенного, сдавленного и потому громкого шепота дяди Гриши:
– Алексей! Алексей, слышь? Да вставай! – Он будил нашего отца. – Нельзя свет включать! У меня фонарик… Лежи, Нина, тебя не касается!