Анастасия или Анна? Величайшая загадка дома Романовых - стр. 43
Осенью они переезжали снова, на этот раз в Польшу, чтобы Николай мог поохотиться в одной из своих загородных резиденций. В сентябре 1912 года они, одновременно и возбужденные, и успокоенные, приехали в Спалу. Их приятно возбуждала возможность снова расстаться на время с навязчивым давлением обстоятельств, вытекающих из условий царской жизни, а облегчение семья испытывала в связи с тем, что всего двумя неделями раньше Алексей, запрыгивая в лодку, получил травму, но через несколько дней кризис благополучно миновал {36}. Охотничья хижина – беспорядочно построенное деревянное шале, настолько мрачное, что электрический свет в нем горел в течение всего дня, располагалось в чаще густого леса из вечнозеленых сосен и елей, окаймленного холодными водами реки Пилица {37}. Пока Николай охотился, великие княжны бродили по лесу, собирая грибы, ездили на коляске по песчаным дорожкам или играли в теннис на корте с жестким земляным покрытием.
В один из дней Александра, посчитав, что свежий воздух будет ему полезен, взяла своего восьмилетнего сына прокатиться по лесу. Из-за того что коляску трясло на неровной песчаной дороге, опухоль на бедре Алексея, которая возникла в результате последнего кровоизлияния, сместилась, и внутреннее кровотечение началось снова. «Каждое движение экипажа, – вспоминала Анна Вырубова, – каждая неровность на дороге доставляли ребенку исключительно сильную боль, и к моменту, когда мы приехали домой, мальчик почти терял сознание от этих мучений» {38}.
Цесаревич слег в постель, страдая от сильной боли и высокой температуры; кровь из верхней части левого бедра перетекала в брюшную полость, образуя опасную опухоль, она создавала невыносимое давление, но помочь мальчику было нечем. День и ночь крики цесаревича звучали по всему дому, это были ужасные вопли, выносить которые было так тяжело, что прислуга и члены свиты закладывали в уши комочки ваты, чтобы иметь возможность работать {39}. Оно делалось еще более ярким, это звуковое сопровождение разворачивающегося кошмара, по мере того как тревожное молчание, неотвязное чувство отчаяния и приближающейся смерти опускалось на Спалу.
О том, что Алексей был тяжело и неизлечимо болен, что жизнь его постоянно находится в опасности, знал Николай II, знала императрица Александра, знали великие княжны, а также некоторые люди из свиты царя. Однако десятки других людей, которые в это время оказались в Спале, не имели никакого представления о том, что случилось, и о том, насколько серьезным стало положение вещей. Трагизм ситуации, продиктованный решением высочайшей супружеской пары скрыть ото всех гемофилию своего сына, означал, что жизнь продолжается, по словам одного из придворных, «так, как если бы ничего не случилось». В головы Анастасии и ее сестер вложили представление о необходимости держать в тайне, скрывать правду обо всем, что касалось здоровья их брата, о необходимости скрывать нервное напряжение и перед лицом надвигающейся катастрофы делать вид, что ничего не случилось. Как вспоминал один из придворных, даже когда их брат лежал на грани жизни и смерти, великие княжны «ни единым словом не вспоминали об этом» {40}.