Анафем - стр. 80
Я вошёл в ротонду, ускорив шаг, чтобы экскурсанты тоже поторопились.
Теперь длинная пауза, чтобы не испортить впечатление. Центральной скульптуре было больше шести тысяч лет, и она чуть ли не со дня своего создания считалась признанным шедевром мирового искусства. Как она попала на этот континент и в нашу ротонду – история длинная и увлекательная сама по себе. Белая мраморная статуя в два человеческих роста, казавшаяся ещё выше из-за громадного постамента, изображала Кноуса, жилистого старца с длинными волнистыми волосами и бородой, полулежащего на корнях могучего дерева. Он в благоговейном ужасе обратил взор к небу и как будто хотел заслониться рукой от представшего ему видения, но всё же не утерпел и взглянул. Другая его рука сжимала стиль. У ног валялись линейка, циркуль и табличка с вычерченными на ней кругами и многоугольниками.
Барб, когда впервые сюда вошёл, не смотрел на потолок. Барбовы мозги так устроены, что выражения лиц ничего ему не говорят. Остальные – даже я, хоть и был здесь не первый раз, – подняли глаза, силясь понять, что так подействовало на беднягу Кноуса. Разгадка (по крайней мере с тех пор, как статую поставили сюда) заключалась в том, что Кноус смотрит на окулюс – треугольное окно в куполе ротонды, из которого льётся свет.
– Кноус был старший каменщик, – начал я. – Сохранилась древняя табличка, написанная до того, как ему было видение. Там он характеризуется прилагательным, буквально означающим «возвышенный». Это можно понимать двояко: либо он был особо искусным каменщиком, либо почитался за праведника. По приказу царя он строил храм местному богу. Камень добывали двумя милями выше по реке и доставляли к месту строительства на плотах.
Тут один из пенов задал вопрос, и мне пришлось объяснить, что дело происходило далеко, поэтому речь не о наших реках и каменоломнях. Чья-то жужула заорала весёленький мотивчик; я дождался, пока владелец её приглушит, и продолжил:
– Кноус записывал результаты измерений на восковой табличке и шёл к каменоломне, чтобы дать задание рабочим. Однажды он бился над особенно трудной задачей по геометрии блока, который предстояло вытесать. Он сел решать её под сенью дерева на берегу реки, и здесь ему было видение, изменившее его сознание и жизнь. До этого места всё сходится. А вот само видение мы знаем опосредованно, в пересказе этих женщин. – Я указал на две фигуры поменьше, образующие со статуей Кноуса равнобедренный треугольник. – Его дочерей, Деаты и Гилеи, о которых говорится как о неидентичных близнецах.
Контрбазиане меня опередили. Они уже подошли к подножию Деаты и плюхнулись на колени. Некоторые искали в сумках свечи. Другие щёлкали жужулами, делая фототипии, поэтому не видели друг друга и поминутно сталкивались. Деата была изображена в виде закутанной коленопреклонённой фигуры. Она глядела на Кноуса; одеяние закрывало её лицо от света из окулюса.