Ана, несовременный роман - стр. 35

– Да, кесарю кесарево, слесарю слесарево, – Музыкант сначала с удивление слушал Бута, а потом решил съязвить. – Но лучше пусть будет такая картина, чем никакой.

– Да. Давай померяемся узорами. И еще докажи мне, что музыка намного выше, мудрее и человечнее, и богоугоднее, чем моя медицина.

– Ладно! – Музыкант уже вышел из задумчивости, в глаза заиграли веселые искорки.

– Ладно! – Бут свои веселые искорки в глазах погасил. – Я потихоньку начинаю понимать, о чем твой Узор. Но только начинаю. Ты лучше скажи, куда твоя теория тебя привела? Или что дала тебе?

– Боюсь, никуда особенно не привела и мало чего дала. Только… только я начал лучше понимать, что отличает, ну скажем, Баха, Иоганна, от типичного хомо сапиенс. И только.

– И что же?

– Хома приходит в буйный восторг, когда ему удается увидеть одну точку Узора. Он помнит встречу с прекрасным много лет. А Бах – для него точка ничто, он скользит по линиям так легко, будто с детства привык их видеть, как мы видим это окно.

– А Моцарт?

– Почему ты спросил?

– Просто.

– Это не просто. Почему Моцарт?

– Ну, я ничего не понимаю в музыке, но мне кажется, что он намного ближе к Абсолюту, или, если хочешь, к Узору, чем все остальные.

– Ты понимаешь! – Кай чуть наклонил голову. – Понимаешь. Потому что так оно и есть. – Взгляд исподлобья. – Только об этом знают далеко не все. На Моцарте висит такой же ярлык – «Здесь живет великий композитор!» – как на Бетховене, Гайдне и прочих. Даже на Элтона Джона его вешают. Ярлык один для обывателей и, как ни странно, для многих музыкантов, профессионалов. Это чертовски странно, что они не знают. Амадей – единственный, кто не просто видит узор, не просто скользит по его линиям. Он его творит.

– Хм.

– Думай как хочешь.

Бут коротко наклонил голову и повел влево-вправо так, что косточки в позвоночнике хрустнули.

– То есть не только близок к Богу, но и сам есть Бог? Отчасти?

– Отчасти, точнее не скажу. Не понимаю, не вижу всей картины. И знаешь, лет пятьсот назад нас за подобные речи сожгли бы на костре.

– А полвека назад дали бы по десять лет без права переписки.

– Ну и что? Реабилитировали… бы.

– Да. Бы. А теперь давай – домой. Думать о небесном полезно, но о земном еще полезнее. Лекарства, витамины, здоровая еда. Сеанс окончен.

Ана чувствовала себя дурой – уже больше часа ждала подругу в кафе. Но, против обычного, чувствовать себя дурой было не обидно. Кофе давно остыл, Ана потребляла его мелкими глотками, одной чашки хватило на час. Улыбалась и хмурилась, вспоминала все страшное и не страшное, что так встряхнуло ее застоявшуюся жизнь.