Амрис, представляешь? - стр. 11

Я лучезарно и несколько нервно улыбаюсь – зрелище то ещё – и пячусь к выходу. Лепреконы единым на всех движением поворачиваются к некоему круглому кристаллу, вокруг которого они стояли в момент моего прихода, и более не обращают на меня внимания.

Я иду дальше. У Кан-Гиора, конечно, свои причуды, но он точно не лепрекон.

В больших отсеках картина примерно одна и та же: на столах разложены, на стенах отражены лучом проектора, в воздухе голографически представлены графические концентрические схемы, похожие на лабиринты круглой формы, и вокруг этих схем стоят их, по-видимому, создатели, знатоки и ценители – сотрудники среднего аналитического отдела. А, вероятно, это имел в виду Петер, говоря про «рисовать».

Пожалуй, я давно не видел такого скопления представителей разных рас. Причём все – гуманоиды. Примерно треть существ в привычном мне образе человека: одна человеческая голова, две руки, две ноги. Цвет кожи и волос, правда, самый разный и временами экзотический, а пальцев на руках не всегда пять, но это уже детали.

Ещё одна треть существ привлекает моё внимание непривычным мне образом тела. В четвёртом отсеке существо с двумя лицами, расположенными на голове рядом, показывает что-то типа глобуса существу с двумя лицами, которые расположены с разных сторон головы. Существо с двумя туловищами, растущими из одних ног, проносит мимо две пачки каких-то документов выше обеих своих голов, попутно издавая высокие пронзительные возгласы, чтобы ему дали дорогу. Из любопытства оборачиваюсь – у обеих голов пышные светло-рыжие волосы длиной до плеч. Я бы сказал, что это существо мужского пола, но далеко не факт.

Третья часть существ представляет собой по форме своеобразные гибриды человека и животного. Причём, как и у Петера, преобладает человеческая форма. Нет никого, кто ходил бы на четвереньках, передвигался бы в аквариуме на колесиках или летал. Но есть двуногие существа с клювами и полноразмерными крыльями, существа, покрытые шерстью, существа, у которых растут рога: один, самый длинный, на лбу, затем, покороче, на макушке, ещё покороче на затылке и так далее до самого основания позвоночника, – и прочие особи весьма диковинного вида.

К шестому отсеку меня настигает пренеприятное подозрение.

А вдруг Кан – не в человеческом теле?

Он ведь может.

Ему дай какое-нибудь тело с хорошей тонкой чувствительностью, подходящее для работы с большими телепатическими полями, – он ведь из него не вылезет. Ну, то есть, в момент смерти, конечно, вылезет, но вплоть до самого момента смерти Кан будет совершенно счастлив в таком теле с его возможностями.