Алый закат в Лейкхерсте - стр. 35
– Шерравксом!
Через час дисколёт доставил педиатра к новорожденному.
– Как малыш? – спросил Грин у доктора. Ред Кинг замер в ожидании.
– Папаша, можете радоваться, ваш сынишка здоров как бык, – ритм обоих сердец – синусовый, правильный…
Московских улиц негасимый свет
Москва в 2147 году разрослась до границ Московской области, занимаемых ею в двадцать первом веке. В этом гигаполисе жило почти семьдесят процентов населения России. Каждый отдельный район столицы стал практически самостоятельной административной единицей со своим субмэром и Советом ревизоров, курирующих различные отрасли промышленности и сельского хозяйства, развиваемые здесь.
«Да уж, моему деду и не снился такой размах», – я смотрел на карты центральной России выпуска столетней давности и свежую и мысленно сравнивал две эпохи. Рядом, на стене между окнами висела новая карта, ещё пахнувшая типографской краской. На глянцевой шёлковой бумаге пунцово алели крыши Солнечного района – гордости современных архитектурных возможностей; здесь я проводил две трети времени еженедельно.
Наверное, с точки зрения деда, прежние сложности в жизни сегодня упростились, а обычные бытовые мелочи усложнились. Теперь даже столичные жители вынуждены были регулярно пользоваться бумажными путеводителями с электронными маршрутизаторами или аудиогидами. В двадцать втором веке на московских улицах, словно в каменных джунглях, заблудиться мог даже старожил. Нелегко стало за оптимальное время добираться до места назначения: в Большой драматический театр, цирк на Цветном бульваре имени Юрия Никулина или же до Московского государственного университета имени М. В. Ломоносова, что расположен на одном из семи холмов на Ленинских горах в юго-западной части столицы.
Я некогда учился там, на медико-биологическом факультете. Бывало, до лекций я частенько бродил вдоль реки, босиком загребая белый мелкозернистый песок и с наслаждением вдыхая смешанный лесной запах – липы, дуба и берёзы, – а потом торопился на занятия, взбираясь наверх к метрополитену. Вроде бы и горы, по меркам альпинистов, шуточные, но быстро преодолеть какие-то восемьдесят, а где и сто метров над урезом реки без передышки не всегда получалось. Я отвлёкся на воспоминания, это было вроде бы недавно, но мне казалось, что давненько. Впрочем, всё относительно.
Я снял маску, окровавленные перчатки и кинул их в утилизатор, через секунду раздался характерный чавкающий звук. В момент накопившаяся за день злость выплеснулась в немотивированных действиях, и я от души пнул это жестяное создание. От чего оно не перестало чавкать, но моргнуло жёлтыми глазками светодиодов, высветив надпись: «Извините, работаю».