Алый Глаз Демона - стр. 30

Корнефос, окруженный товарищами, с позволения сержанта поносил меня в попытках задеть, но его слова были пустыми, не неся ничего, кроме ненависти. Интересно, кого он потерял в той войне? Брата? Отца? Всю семью?

– Кастор послал меня в ту атаку при Дердехилле, – я продолжал говорить спокойно, наблюдая, как Корнефос меняется в лице. – Каждое наступление на западном направлении под его началом, что, по вашему мнению, была неоправданной, бесчеловечной или пустой, включала меня и моих людей.

Я сам рвался в битвы, уже тогда мечтая о смерти, которую заслужил по праву. Однако те поиски всегда заканчивались одинаково. Костлявая старательно избегала меня, зато рядом стоящих косила без устали.

На корме повисла тишина. Был слышен только гул двигателя и плеск вод Унукалхай о борт «Канопуса».

– При Дердехилле выжило не больше двадцати человек, – проговорил рядовой Луксар, не веря тому, кто перед ним стоит.

– Четырнадцать, – уточнил я. – И то учитывая раненных, которые в итоге не протянули и недели. Когда мы выманили из укрытый окопавшиеся силы Коалиции и завязали бой, в живых от ударного отряда осталось от силы полторы сотни. Мы были окружены и в значительном меньшинстве. Грянувший следом артобстрел сравнял наши шансы.

Взрывной волной меня выбросило в какую-то землянку, а огненные щупальца, потянувшиеся следом, изуродовали всю спину, оставив жуткие шрамы. Если бы не обвал, еще мгновение, и я бы не оклемался. Пришлось провести в госпитале три месяца, прежде чем врачи пустили меня обратно на фронт.

Но прежде чем имперцы отыскали меня, два дня Кастор считал, что я мертв.

– Семьсот человек уничтожили пятнадцать тысяч. Затем наши войска прорвали оборону Коалиции и продвинувшись на сотни километров вглубь территории противника. Нужно ли объяснять, сколько погибло бы, решись Кастор вести войну по всем правилам? Тогда наживкой были бы не семь сотен, а все сорок, а то и пятьдесят тысяч.

Понимаете, о чем думала Коалиция? Если Кастор так поступал со своими людьми, что ему тогда враги. И мы полностью оправдали их самые худшие ожидания. Ни один суд не простил бы нам наших преступлений. Если бы мы проиграли, разумеется.

Солдаты молчали. Я видел ужас на их лицах, понимая, чем он вызван. Они застали лишь окончание той войны, где мы уже шли по землям врага как победители, как освободители от гнета захватчиков. Никто из них не видел, как мы начинали голыми руками вырывать свою свободу.

– Не знаю, что случилось с генералом спустя восемь лет, – я посчитал важным вернуться к тому, с чего завязался разговор, – но тогда вы не нашли бы человека, любящего Империю больше, чем Кастор.