Алюминиевое лицо. Замковый камень (сборник) - стр. 26
Зеркальцев старался сбросить с себя наваждение. Был намерен встать, рассмеяться, покинуть мрачное застолье староверов. Вернуться в легкомысленный, изящный и сверкающий мир, в котором мчатся по автострадам великолепные автомобили, переступают порог его гостиничного номера красивые женщины, мелькают за стеклами машины то египетские пирамиды, то бульвары Парижа. Но застолье не отпускало. Смотрели из костяных углублений мерцающие глаза Макарцева, и странно серебрилось лицо Голосевича, напоминая маску царя.
– Еще пророчествовал старец Тимофей. В той России, что останется, явлены будут два зверя. Один обличьем лев, но невелик, размером с кошку. Другой имеет образ каравая, но в нем гвоздь запечен. Один зверь из другого вышел, но пуповину разгрызть не может. И станут оба зверя пуповину грызть и друг друга ломать, так что остальную Россию на мелкие куски изломают и канут. И в последнем ломте, что останется от России, явлена будет заря, она же невеста Христова. И она приведет царя с серебряным лицом, который опять соберет Россию в великое царство. Догадались, о чем пророчество? – Макарцев пронзил Зеркальцева черным огненным взглядом, который отозвался в сердце болью и смертельным предчувствием. Он не хотел услышать толкование прорицателя. Какой-то темный непроглядный туннель уводил в пугающие глубины, из которых дул ледяной железный сквозняк. Зеркальцев хотел подняться и уйти. Но мерцающий, черный взгляд Макарцева умертвил волю, и он глухо и беспомощно произнес:
– Нет, не знаю, в чем смысл пророчества.
– Два зверя – это наш президент Лев Данилович Арнольдов и премьер Евгений Ростиславович Хлебопеков. Президент Арнольдов – обличьем лев, потому что зовут его Лев Данилович. А премьер имеет образ каравая, потому что Хлебопеков. Но внутри гвоздь запечен, потому что имеет железный стержень чекиста.
Один из другого вышел, потому что Хлебопеков Арнольдову власть подарил, то есть родил его сам, и они грызутся и никак свою связь не могут порвать. И это их соперничество погубит Россию, которая вся в пыль изотрется, и останется от нее малый ломтик. Это наша земля красавинская. Теперь догадались?
– А кто такая заря, невеста Христова? – словно во сне, спросил Зеркальцев, чувствуя, как что-то таинственное и мучительное приближается, готово открыться ему. Какое-то недавнее воспоминание, тревожное полузабытое видение. – Кто такая заря?
– Вот этого не можем понять. Христова невеста – так называют монахинь. Но что за монахиня и почему заря – нет ответа.
Та недавняя вечеринка в ресторане «Прага». И писатель-бунтарь, что-то говоривший о волшебной птице истории. И еврейская воительница, вещавшая о теократическом государстве евреев. И осторожный политолог с глазками рака-отшельника, намекавший на жестокую схватку в Кремле. И пылающий, как шар, приятель, налетевший подобно шаровой молнии и что-то сообщивший о пострижении жены премьера. И все это связано с его поездкой в Красавин и каким-то образом переплетается с дремучими и пугающими толкованиями. Он не мог понять, в чем связь. Из черного туннеля дул ледяной сквозняк, пахнущий железом и серой, и это был запах его, Зеркальцева, смерти.