Размер шрифта
-
+
Алтай. XXI век. Поэзия - стр. 3
Постыдное начало —
рвать сапоги, тащась куда-нибудь.
Медведица мне в небе помогала,
вылизывала ярко Млечный Путь.
Кромсая кедры Древнего Алтая,
бензопила провыла:
«Ты – злодей!»
Своё земное небом утоляя,
и я вгляделся в правила людей:
и в правила скорбящих иудеев,
которых жгли повсюду и всегда;
и в правила скупые для плебеев,
в которых вифлеемская звезда;
и в правила – чернеть медвежьим шапкам,
где правит бал туманный Альбион;
и в правила – входить
казачьим шашкам
в чужой крестец
через чужой погон.
Разрублен мир
на бедных и богатых.
Рубцы границ дымятся в письменах.
Считали деньги в каменных палатах,
чернел над книгой мудрости монах.
Опять в крови крыло совы Минервы.
Двадцатый век в конце путей лихих.
Восток и Запад натянули нервы.
Россия-мать, что в правилах твоих?
Есть правила: быть стогу и корчаге,
быть пахоте чернее, чем мазут;
есть правила оврага и бумаги;
над пропастью по правилам идут.
А пропасть эта – русская натура,
сама собой же клятая не раз,
в ней – щедрость, диктатура, пуля-дура
и слёзы над травинкой в смертный час.
То подаёт печатный пряник
(гостю),
то распрямит,
то – мордой по стерне…
Мне кажется торчащей в небо костью
любой из обелисков по стране.
Двадцатый век кончается.
И вроде
я вижу горы, степи и межу,
мышей в стогу,
послов в Алмазном фонде…
Россия. Ночь. Один в стогу лежу.
Песок не сжёг.
Болото не всосало.
В меду не утопил закон тайги.
Я молниями резал хлеб и сало.
Я облаками чистил сапоги.
Мой день восстал!
Он требует расплаты,
он раскалился злостью добела.
Мне мало силы
клевера и мяты.
Прощайте, мыши, у меня дела.
1996–2000 гг. Барнаул – Саратов
Рубеж
Анатолию Корчуганову
Высокие сыны
святой земли
здесь разминуться с пулей
не смогли.
Что там себя —
отечество спасти бы;
и не дождаться от своих «спасибо»;
и матушке успеть сказать: «Прости»;
и пустенькой книжонкой не трясти.
Взрыв!
И навечно в небо головой.
Ах, мама!
И не вздрогнул
шар земной.
Рождество
Георгию Блинову
Был мальчик лет семи, был бедненько одет,
Пел мальчик тенорком, пел басом статный дед.
Ходили по домам и славили Христа,
Слова любви вросли в безбожные места.
Не смёрзлись, а слились в живой высокий слог
Роскошный дедов бас и внуков тенорок.
Хрустело Рождество снегами на дворе,
И лютовал мороз, как должно в январе.
Не уставали петь – ходили стар и мал,
За это белый пар им ноги обнимал.
А ведь могли пропасть – ещё безбожна власть,
Ещё не раз, не два – на снег синицам пасть…
…И псам сторожевым ещё хватает дел…
А всё же в День Христа мир – нехотя – добрел…
«Взгляд сына перехватишь…»
Взгляд сына перехватишь —
Боже мой,
как будто жизнью наказал его я.
Мой мальчик,
и до нас, хоть плачь, хоть вой,
Страница 3