Альпийская крепость - стр. 64
– Прибыл временный комендант «Альпийской крепости» штурмбаннфюрер Штубер, – решился наконец нарушить его созерцание лейтенант Гельмут фон Гиммель[41], исполнявший при Бормане должность не то адъютанта, не то личного секретаря.
Вот только сделал это Гельмут лишь минут пять спустя после того, как, пройдя через несколько постов, барон фон Штубер оказался у площадки, рядом с самой резиденцией фюрера.
– Временный комендант, временное убежище, временный рейх, – не оглядываясь, проговорил Борман, опираясь руками о каменные перила площадки. – Не то, не впечатляет. Все исключительно временное, и все – на обломках тысячелетней империи, которую мы так долго и упорно строили.
– Забыв при этом древнюю истину, согласно которой вечных империй не бывает, – заметил Штубер, которому уже надоело стоять позади рейхсляйтера, словно в свите творящего утреннюю молитву папы римского.
Борман и повел себя так, словно его и в самом деле оторвали от служения молебна. Массивный затылок его, лишь слегка прикрытый ободком фуражки, натужно побагровел, и он медленно, по-волчьи, всем туловищем развернулся в сторону Гиммеля и Штубера, с яростно застывшим на широком мясистом лице вопросе-окрике: «Это кто тут посмел?!».
– Но ведь во имя чего-то же мы все это создавали, – мрачно проговорил он, с такой тягостной гримасой, словно только что у него вскрылась язва желудка.
– Во имя того, чтобы многие поколения потомков наших задавались тем же недоуменным вопросом: «А ради чего все это было сотворено?!».
– Не то, не впечатляет, – грубовато возразил Борман. Голос у рейхсляйтера был хриплым, прерывистым. Он говорил с таким надрывом, словно каждое слово ему приходилось зарождать в глубинах своего взрывного, астматического дыхания. – Неужели это все, к чему мы в конечном итоге придем?
– «К лету сорок первого, – будут терзаться событиями нашей истории исследователи-потомки, – они уже обладали империей, которой не было равной по мощи за всю историю цивилизации – огромной, экономически процветающей, до зубов вооруженной. Чего им еще не хватало? Нет, действительно, – будут изумляться грядущие поколения германцев, пораженные утраченными нами возможностями, – зачем нужно было идти против России?».
– А как с идеей жизненного пространства? – исподлобья смерил его подозрительным взглядом Борман. – Нет, что-то вы не то говорите, Штубер. Не впечатляет.
«Если так пойдет и дальше, то через пару минут рейхсляйтер обвинит тебя в пораженчестве и предательстве», – сказал себе барон, вспоминая, что вообще-то он диверсант, а не университетский полемист. Тем не менее остановиться так и не смог.