Алое пламя - стр. 37
– Какой в этом весь смысл…. – прошептал он, – нужен ли я народу? Нужна ли им моя защита? Хех, о чём я говорю, я себя не могу защитить… Зачем я вообще сюда приехал? Ах, ну да, к отцу… который умер.
Одинокая слеза скатилась по изуродованному лицу, Вермир поднялся, медленно, словно на ходулях, дошёл до кровати и лёг лицом в подушку, но уснуть не смог, слишком много пылающих мыслей бродило в голове, в груди жгло, как от костра величиной с человека. Сон пришёл лишь под утро, унося вдаль от тягостных идей и дикого воображения.
Разбудил удар двери о стену. Вермир вскочил мгновенно, уставился в проём, инстинктивно выставив руки вперёд. Глаза ещё не привыкшие к свету показывали размытое изображение, но Вермир узнал Нелда, а спустя несколько секунд заметил, что глаза его красные, набухшие, подбородок подрагивает, а ноздри расширены.
– Уходи… – произнёс он почти одними искривляющимися губами.
Вермир остолбенел, голова после резкого пробуждения работает не лучшим образом, но он совсем ничего не понял.
– Что…
– Убирайся! – со злостью сказал Нелд, тряхнув головой и указав на выход.
Вермир открыл рот, но тут же закрыл, отстранённо посмотрел в стену, тяжко вздохнул и стал собираться. Он не понял причину такой злости, но знает, что спорить бессмысленно, да и не те условия, чтобы спорить. Капюшон прикрыл лицо, а плащ почти всё тело, оставив лишь руки. Две сумки выползли из под кровати и повисли на плечах Вермира. Он молча, слегка виновато вышел из комнаты. У лестницы встретил плачущую Дору.
– Что случилось? – как можно нежнее спросил он.
Рыдающий навзрыд взгляд, льющаяся скорбь, невыносимая грусть.
– Нелду сегодня пришло письмо, – как можно спокойнее сказала она. – Там о его дочерях… и детский ноготок.
Она укрыла лицо руками, слёзы полились вниз, в обход рук, словно ручей в горах. В груди Вермира что-то взорвалось, дрожь прошла по волосам, вытянулись уши. Он хотел что-то сказать, знал, что надо что-то сказать, даже приоткрыл рот, но не знал, что сказать. Он лишь невнятно мотнул головой и пошёл вниз.
Он покинул таверну под слёзы друзей, тягостное чувство тяжёлой утраты. Улица встретила дневным, белым светом, шумом, гамом. Вермир вздохнул по новому, он отвык от свежего воздуха, большого свободного пространства, свободы. Он шёл туда, где вырос, куда хотел зайти с приезда, шёл домой, вспоминая короткие улочки и хмурясь.
Больно бывает всем
Через большие прорехи в крыше поступают лучи света в тёмное помещение, но глаз быстро привыкает к темноте и свет уже не кажется таким спасительным, как при входе, теперь он кажется карателем, который режет всех, кто примкнул к тьме.