Размер шрифта
-
+

Альманах «Истоки». Выпуск 14 - стр. 2

За идеал добра и красоты
И носит песнь, слагаемые мною,
Живой любви глубокие черты, —
О мать моя, подвигнут я тобою!
Во мне спасла живую душу ты!

Любовь уходила и возвращалась! Рядом были и неприступная Авдотья Панаева, и расчётливая француженка Селина, и разнаряженная вдовушка Прасковья Мейшен… Но – на грани очевидного безумства и даже почти самоубийства – в бойком огне влюблённости Некрасов не изменил своей поэтической сути! А когда появились «женщины в русских селеньях, с походкой, со взглядом цариц…», то среди обстановки убогой гордая романтика юности нарисовала статных крестьянок, настоящих красавиц, наливающихся полнокровным теплом, как райские бутоны средней полосы – его Карабихи. Даже мимолётные сцены из жизни («Тройка») его поэтическая сила развернула в эпический песенный эпос – в пронизывающее каждого, свободного застольное многоголосье и предсказание судьбы. Так же – не изменяя таинству человеческих чувств – языческий дух поэмы, символ владычицы-природы «Мороз, Красный нос», облегчая страдания любящей вдовы, принимает её в свои объятия и забирает в иной мир, где Дарью ждёт её муж Прокл. Или – в реальной жизни не найти счастья обычной крестьянской семье и только смерть вправе подарить им свидание и сладостную отраду утешения? Замысел поэта стал неожиданно близок европейскому литературному источнику XIII века, ведь и на русской почве могли быть свои Тристан и Изольда.

Как трактовать жизнь? – Думал ли об этом Некрасов, споря и соглашаясь – замыкаясь в себе и требуя истины? Может, само собой родилось:

В каком году – рассчитывай,
В какой земле – угадывай,
На столбовой дороженьке
Сошлись семь мужиков.

«Кому на Руси жить хорошо?..» кажется, более меткого и мудрого названия трудно придумать! Завязалась поэма как путешествие и возвращение из фольклорного пролога да на свою Родину, где выстроилась чёткая вертикаль власти, где и до сих пор «высоко Бог, далёко царь…», где и бывшие крепостники тоже не считают себя благополучными господами («Теперь не та уж Русь!»).

Ирония поэта не щадит никого! Только заступничество и народная доля вызывают его сочувствие. Так и «просто мужик» Ермил Гирин посажен в острог за пособничество в крестьянских бунтах «Испуганной губернии, уезда Недыханьева, деревни Столбняки». Даже такие богатырские натуры, как крестьянин Савелий («клеймённый, да не раб!») тоже обречены на горькую участь:

«Как вы не бейтесь, глупые,
Что на роду написано,
Того не миновать!
Мужчинам три дороженьки:
Кабак, острог и каторга».

Будто, растворяясь в народном хоре своих героев, со страниц поэмы держит круговую оборону – от грешных невзгод и обид людских – поэт и барин Николай Алексеевич Некрасов. Отсюда и несокрушимая широта его волжского характера, презрение к «песням рабским и музыке холопской». Отсюда и ожидание – его поэтическое воззвание к родному краю и «силы необъятные» Гриши Добросклонова, главного ответчика его поэмы:

Страница 2