Алиби от Мари Саверни - стр. 12
– Строго по закону, – нахмурился Палихата, тут же почему-то став весьма симпатичным Олегу, который уважал справедливых и объективных людей. – Он передал бы ценности государству, получив причитающееся ему лично вознаграждение. Раньше выплачивали четверть от стоимости найденного. Сколько сейчас, не знаю.
– Ваше предположение заслуживает внимания, – сказал Лободко. – И все же пока это шкура неубитого медведя.
– Мне кажется, что я не ошибаюсь, – упрямо произнес Палихата. – Такой вывод напрашивается сам собой, особенно после вашего рассказа о том, как выглядело жилище Медовникова после преступления.
– Не спорю, Федор Спиридонович, ваше рассуждение вполне логично, – заключил Олег. – Но очень часто истинный мотив преступления рушит все представления о логике.
Из спальни опять тихо выбралась умирающая собака, ткнулась носом в стенку коридора, лапы ее подогнулись, и она бессильно растянулась вдоль плинтуса.
Пять дней, прошедшие после убийства Медовникова, ничего нового следствию не принесли. Но шестой день получился воистину взрывным – у себя дома был обнаружен мертвым некий Стас Никольский, молодой человек, достаточно известный среди антикваров, филателистов, нумизматов, любителей коллекционировать ордена и медали, старинные раритеты. Как совсем скоро узнали Лободко с Солодом, которые заблаговременно, кстати, предупредили коллег из райотделов милиции, что у них определенный интерес к событиям в кругах, коим не чужда киевская и вообще старина, Никольский не только приобретал и сбывал артефакты, добытые в результате незаконных раскопок, а и сам их предпринимал в Крыму и Северном Причерноморье.
На первый поспешный взгляд, это было чистое самоубийство. Стас висел с высунутым затверделым языком в петле из капроновой веревки, какой обычно пользуются рыбаки, цепляя к ней якоря, «кошки». Конец веревки был привязан к одной из двух толстых цельнометаллических загогулин, на которых когда-то держались антресоли. Штукенция эта, кронштейн, была глубоко вбита в бетон над кухонной дверью и, если понадобилось бы, выдержала еще не одного Стаса.
Первый осмотр трупа показал, что сила к покойнику не применялась – никаких следов побоев, пыток, грубого физического принуждения. Предсмертная записка отсутствовала.
– Запутался, наверное, в темных своих делишках, – предположил старший лейтенант Солод. – Кому-то крупно задолжал или перешел дорогу.
Ростом Стас был невелик – так, мужичок с ноготок, метр пятьдесят с кепкой. А внешне он смахивал на зверька – то ли хорька, то ли суслика, то ли тушканчика. Такие вот мелкие, несимпатичные черты лица.