Алиби для музыканта - стр. 26
– Здравствуйте, – улыбнулась жена священника. Оказалась она, как Даша её себе и представляла, женщиной полноватой, с добрым круглым лицом. Волосы аккуратно уложены в длинную русую косу, что тянулась почти до пояса.
Поздоровались, познакомились. Уселись за стол ужинать. Священник рассказал, с какими приключениями они добирались домой. Только эпизод с дальнобойщиками оставил в прошлом. Не захотел, видимо, матушку Антонину расстраивать. Даша оценила этот поступок. Правильно: если бы её молодой человек (будь он в принципе) стал рассказывать, как с кем-то подрался, ей бы не понравилось. Даже при условии, что победил. Это мужчинам друг перед другом нравится хвастаться своими битвами. Но здесь таковых, кроме отца Серафима, не было.
– Так вы, значит, задумали затворника сфотографировать? – спросила с улыбкой Антонина.
– Да, есть у меня такая идея, – ответила Даша.
– Ох, нелегко вам придётся, – сказала матушка.
– Почему? Что, кто-то раньше приезжал? – оживилась девушка.
– Конечно. До вас было несколько человек. Правда, ни одной женщины. Мужчины все. С рюкзаками, фотоаппаратами и даже видеокамерами. Но ни одному не удалось даже приблизиться к дому того человека.
– Его Бриллиантом зовут.
– Бриллиантом? Что за имя такое странное.
– Я тебе потом, матушка, расскажу, – заметил отец Серафим.
– А, ну хорошо. Да, ни один не добрался. Вы, верно, спросите, почему? Так я отвечу. Туда есть две дороги. По одной можно проехать на машине даже. То есть попробовать, а уж добраться вряд ли. Что ни дождь – её размывает сразу. Да и местные там иногда ездят. На тракторах. Колеи потому очень глубокие. Там неподалёку лесопилка, вот и проложили путь. Но от неё до дома Бриллианта этого ещё километров пять. Вторая дорога короткая. Не дорога, тропинка скорее. По ней он, кстати, к нам в Поземье и приходит, человек тот. Так вот она через лес идет, потом через болото. Ганюшкина гать называется.
– Странное название, – сказала Даша, ощущая, словно холодным ветром под одежду подуло.
– А у нас тут лет двести тому назад отшельник жил, монах. Исаакием звали. Вот за тем болотом и была у него келья в лесу. Неподалеку от того места, где нынче затворник тот живет, музыкант ваш московский, – ответила матушка Антонина. – Фамилия его была Ганюшкин. Он и принялся дорогу из бревен сооружать. Гатить, то бишь. Да не успел, помер. Ну, а потом уж никому не надо стало. Название одно и осталось. Ну, дорога сгнила. Болото же.
– Да, страшное место, гиблое, это гать, – поддакнул священник. – Со временем и всё болото так называть стали. Там народу сгинуло много. И животных, диких и домашних. Вот смотришь: вроде снег, поле. Летом – зелено всё, травка. А наступишь – и провалишься в бездну чёрную. Затянет, не выбраться. Мы знаем, туда не ходим. И скотину стараемся не пускать. Пропадёт иначе-то.