Алхимия благородства - стр. 23

Для раба всегда плох и ненавистен тот хозяин, который есть сейчас. Хозяин, который может только стать таковым, да ещё сулит какие-то пряники, да ещё даёт возможность поквитаться с хозяином прежним – хорош. Едва ли они в самом деле верили, что немцы дадут им какую-то независимость – но роль надсмотрщиков над русскими уже была безмерно соблазнительна. Пусть русских, белорусов, евреев, цыган десятками тысяч жгут в крематориях, пусть обескровливают детей – сдохни ты сегодня, а я даже завтра не сдохну! Я – остдойч, я – получеловек! Эстонцы и латыши практически никогда не имели своей государственности, они всегда были под кем-то. Эти нации не имели своего дворянства. Жестокость и подлость, проявляемая ими всякий раз, когда они затевают очередную «независимость», убеждает нас, как ни странно, в том, что единственный правильный взгляд на мир – церковный.

Страну, имеющую историю христианской государственности, Ватикан, к примеру, (мы говорим о дореформенной Церкви, конечно), обычно полагал страной с законной властью, страну же без таковой истории – страной с фактической властью. Это была не несправедливость, но инстинкт цивилизационного самосохранения, ныне нам стремительно отказывающий. С церковной христианской точки зрения такие страны, как Эстония и Латвия – абсолютно нелегитимны. Казалось бы, ну какой смысл вообще об этом сейчас думать, во времена, когда дворянство вытеснено тельцекратической демэлитой? Врёте, есть он, смысл. Нация, не имеющая в прошлом своём аристократии, это нечто вроде человека, перемахнувшего во взрослый возраст сразу из детского, минуя отрочество. Какие-то связи у него в мозгу сложились неправильно.

Эстонец и латыш в жизни, конечно, может быть человеком порядочным и справедливым, но исторической совести он слишком часто лишён. Ему этого не дано. У него атрофирован орган исторического стыда. «Мы маленькая нация», значит – нам можно всё. Мы измеряем всё мерилом нашей пользы. Нужды нет говорить, сколь это аморально.

Но отчего мы молчим сами?

Большинство фактов, о которых я упомянула в этой статье, более чем доступны. Они публиковались в периодике, выходили книгами, висят в интернете. Но отчего, когда начнешь спрашивать, большинство собеседников делает бараньи глаза, будто я им рассказываю об истории каких-нибудь далёких зулусов? Почему этого нет в новых наших учебниках? Почему о гибели СЗА не снимают фильмов?

Нам что, не стыдно перед нашими предками, погибавшими в Принаровье? Сознание вчерашнего – генетического – «батрака» воспринимает уступку, как слабость. За обнаглевшими «батраками» стоят, как в 1919 году, не слишком к нам доброжелательные сильные государства. Проявление политической воли – не только вопрос исторической памяти, но и вопрос нашего выживания. Неужели мы не хотим выжить