Алхимия благородства - стр. 17
Способность народа выживать в невзгодах зависит от силы его исторической памяти. От постижения им исторической истины. До последнего, впрочем, ещё куда как далеко. В завтрашнем дне я вновь услышу хулу на тех, кому мне сейчас довелось поклониться, услышу не единожды, и не дважды. Ничего, не привыкать. Лишь бы воздвигались памятники. Примерно так думалось мне под стук колес. В боковом кармане дорожной сумки позвякивали гильзы, предназначенные в подарок племяннице. Я собрала их после салюта в мокрой осенней траве.
Поклон схимников
Во Франции, где я встречу очередную годовщину расстрела царственных мучеников, этому дню предшествует чёрный праздник Французской революции: день взятия Бастилии, которую никто особо не охранял, и в которой никто не томился (кроме, разве что, развратного маркиза де Сада). Сколь удручающе пряма параллель со штурмом Зимнего, относительно которого ложь словесную «каждой лестницы каждый выступ брали, перешагивая через юнкеров», нам подтверждали ложью зрительной: подсовывали кадры чёрно-белого фильма будто кадры кинохроники. Нет, напрямую их кинохроникой никто не называл, оно как-то само выходило: «и вот, в этот день…» – и качающиеся под напором толпы ажурные ворота. Праздник победы лжи над истиной. Праздник наш и праздник французский. Чей лучше? И там и там – убиение Божьего помазанника с семьёю.
Но мы прошли дальше французов на пути к истине. Своих царственных мучеников мы прославили, а 7 ноября не является больше государственным праздником. Но и 17 июля ещё не стал днём государственной скорби. А имена цареубийц по-прежнему пачкают наши станции метрополитена и улицы.
Прошли дальше французов, но остановились на полпути.
Что же – нет государственного дня скорби, но есть свой у каждого, и потому – общий для всех нас. Всегда переживаемый по-новому.
За день до отъезда я сняла с полки непрочитанную ещё книгу о личности убиенного Государя в воспоминаниях современников. Знала, что прочесть не успею, но открыла хотя бы проглядеть. И сразу же наткнулась на неизвестный мне прежде рассказ графа Д.С.Шереметева, глубоко затронувший какие-то струны в душе.
…Незадолго до начала Первой Мировой августейшая семья каталась на автомобиле, осматривая окрестности Севастополя. Доехав до Георгиевского монастыря, решили зайти поклониться местным святыням.
Посещение не было оговорено заранее, поэтому в обители поднялся в первые минуты изрядный переполох. Но почти сразу монахи решили отслужить для нежданных паломников молебен.
Однако, во время молебна среди братии, что стояла ближе к дверям, начался какой-то странный шум. Монахи взволнованно переговаривались меж собой, выходили наружу, возвращались… Вот уже келейник что-то с живостью зашептал на ухо игумену, вот уже игумен сам не на шутку разволновался.