Алхимик (сборник) - стр. 10

Я заставил себя улыбнуться:

– Это не наша проблема. Понемножку магией занимаются все, никому до нас дела нет. Если мы никому ее в нос тыкать не будем.

– Я не хочу, чтобы тебя рубили, и рубили, и рубили.

– Тогда аккуратно пей настой солодки, что дает тебе Пайла, и не вылезай на холод. Хранить тайны – работа не из легких. Но лучше, если их знают только двое. – Я коснулся ее лба. – Ты и я.

Я тронул свой ус:

– Дерни на счастье?

Но она не стала: понятно, я ее не успокоил.

Через месяц, когда грязные ковры жесткого весеннего снега сменились сладковатой вонью мокрой согревающейся земли, я окончательно настроил балантхаст и напустил его на стену терновника.

Из города мы вышли ночью и побрели по грунтовым дорогам – Джайала, Пайла и я. Балантхаст был привязан у меня за спиной. В темноте, окутавшей землю, женщинам из терновых бригад с топорами и огнем делать было нечего, и дети, которые ровными рядами подбирали за ними семена, оставили свое занятие. Хорошо – никаких свидетелей. Ночь была холодна и неуютна. Факелы мы держали высоко.

К моему большому удивлению, до терновой стены пришлось идти всего два часа.

– Сдвинулась, – пробормотал я.

Пайла кивнула:

– Торговки, что картошку продают, говорили, что мы еще поля потеряли. На некоторых даже урожай убрать не успели.

Терновник нависал над нами переплетенной многослойной грядой – передний край непроходимого леса, что тянется всю дорогу до легендарной Джандпары. В свете факелов от лиан падали причудливые голодные тени, будто рвущиеся затянуть нас в навевающие сон объятия. Я ткнул факелом в переплетение ветвей. Затрещали, сворачиваясь, усики, несколько стручков, жирных, как молочай, треснули, разбрасывая семена по земле.

Там, где чистили и жгли терновые бригады, виднелась лишь нежная зеленая поросль, но глубоко внутри терновник становился древовидным, непроницаемым, толстым. Блестели в свете факелов острые шипы, но куда опаснее были тоненькие волоски, поблескивающие повсюду, покрывающие каждую плеть, – ядовитые щупальца, от которых едва не умерла Джайала.

Я перевел дыхание, нервничая в присутствии нашего неумолимого врага.

– Ну? – сказала Пайла. – Ты хотел показать нам.

Вера моя пошатнулась. Одно дело – небольшие опыты в лаборатории, но в природе? На глазах дочери и Пайлы? Я выругал себя за гордыню. Надо было сперва испытать балантхаст в одиночку. А не так, чтобы неудача дала повод для насмешек или жалости.

– Ну? – повторила Пайла.

– Да, – ответил я. – Да. Сейчас начнем.

Но продолжал медлить.

Пайла взглянула на меня с отвращением и начала раскладывать треногу соколиного дерева. С годами, в течение которых уменьшалось ее жалованье и прирастали обязанности, она стала дерзкой. Совсем не та стеснительная девушка, какой она впервые появилась в нашем доме. Сейчас у нее слишком много власти и чересчур скептический взгляд. Иногда я подозреваю, что бросил бы эксперименты уже много лет назад, если бы не Пайла, глядящая на меня с молчаливым осуждением. Сам себе легко простишь, если сдашься, но очень неловко сдаваться на глазах у человека, который видел, сколько сил и средств вложено в неопределенное будущее. Это был бы невыносимый стыд.