Алфавит. Часть первая. А – К - стр. 8
Способно уместиться на конце иголки?
Не малых сих, плотненьких, нагленьких,
А тех, почти бестелесных и нежных – сколько?
Ведь даже кончик иголки тоже по сути – жильё.
А какая первая рифма к жилью? Жульё.
А сколько в жилье уместится жуликов?
Вопрос изжёваный, древле изжульканный,
Да и вообще, интересует не это, а то
Почему самые обыкновенные люди в пальто
Давятся, как лошади в табуне, в квадратных метрах,
А те, которые без пальто, пылко блистают в холодных ветрах
И даже на конце иголки найдут себе место.
Почему же им никогда не бывает тесно?
Это вопрос.
Но не лукав ли вопрос, не спекулятивен?
Ангел есть ангел, другому почти не противен,
А человек человеку очень даже нередко – волк.
Вот именно, потому и не можем взять в толк
Простую вещь, что земному, грешному существу
На земле год от года становится всё тесней,
Ибо плоть разрастается, и не вместить её, такову,
В махонькую земелюшку, даже в большую поверхность на ней.
А вот чистому и безгрешному не страшен квартирный вопрос,
Более того, он совсем не земле неуместен,
Неуместен настолько, что давно сам себя перерос,
По-человечески жуликоват, по-философски спекулятивен,
По самой сути – нечестен.
Перерос сам себя Вопрос, и сам собой вырос в другой:
А что, если бы вся одетая человечия голь (в сущности – рвань)
Сбросила жир, одежду и похоть, и стала совсем нагой?
Впрочем, и этот вопрос на земле неуместен, и тоже, в сущности, дрянь.
Да, но уместен вопрос про кого?
А про него, про него, про него,
Н е д о л и м о е, н е о с я ж а е м о е,
Деликатнее выразиться,
Существо.
***
..а потом поплыла паутина,
Повлеклась по ветвям, побрела
Вдоль калиток, клонясь, и руина
Мёртвой осени сад облегла.
Только дыма не вывелся запах,
Только зелень доспела в пруду,
Только яблоко в тёмных накрапах
Птичьих клювов осталось в саду.
До прожилок пронизан ветрами.
Синим блеском проколот в ночах,
Сад с пустыми, слепыми ветвями
Чёрных птиц закачал на плечах.
Сбились к дому деревья, поближе
К тёплым стенам, и ходят вокруг,
И к окошкам склоняются ниже,
И суставы обмёрзшие трут.
К ним всё реже в калитку стучатся
И хозяйку не будят с утра,
И поёт вечерами все чаще
За сараями сталь топора.
АЯК-КАЛКАН*
Я слышал однажды поющие горы песчаные,
Я видел змею, что как рыба, спала в чешуе,
Я тронул её, она слушала пенье, нещадные
Глаза её медленно перетекли в бытие
И вновь затвердели. И снова извечная жажда
Заполнила два, размагниченных пеньем, зрачка.
Поющие горы в пустыне под вечер я слышал однажды
И понял, что в мире повсюду от музыки боль и тоска,
Что музыкой в мире налажена тяга взаимная,
Что всё обратится к истоку, когда завывает земля…