Алексей Козлов. Преданный разведчик - стр. 11

Ну а по всей той информации, что мы собрали – в том числе из опубликованных и телевизионных интервью Козлова, его разговоров с коллегами, – можно понять, что вся история Зельмана Щерцовского была менее романтична, но более трагична.

Когда гитлеровская армия напала на Польшу, развязав тем самым Вторую мировую войну, он, движимый патриотическим порывом 18-летний юноша, сын сапожника из города Лодзи, записался в армию. Не знаем, сделал ли он хотя бы один выстрел по врагу, но явно, что таковой порыв продолжался недолго: очень скоро Щерцовский понял, что война – это совсем не так красиво и романтично, как представлялось ранее, и что ежели у одних она раскрывает лучшие качества, то у других – совсем даже наоборот. Зельману стало ясно, что нужно бежать, и как можно скорее, причём не только от приближающихся немцев, но и от находящихся вокруг поляков, своих соотечественников, которые порой срывали на евреях собственную бессильную злобу. Тем более что вечером 17 сентября – через две с половиной недели после начала войны – польское правительство спешно покинуло страну, перебравшись в Румынию.

Статья известного нам уже «Политического словаря», озаглавленная «Вторая империалистическая война», так описывает эти события: «Польское государство – уродливое создание Версальской системы, основанное на жестоком угнетении населявших его национальных меньшинств и на зверской эксплуатации трудящихся масс, было разгромлено и развалилось в течение каких-нибудь десяти дней»[11]. Словарь вышел в свет в начале 1940 года, когда было совсем ещё не ясно, как станут развиваться события той самой войны…

Зато Зельман, ещё до развала несчастного Польского государства, сумел переплыть через пограничную реку Буг и оказался на советской территории. Он хотел было отправиться к дальним родственникам в город Ковель[12], но так как в то время из Польши на сопредельную территорию хлынул огромный поток беженцев, большую часть из которых составляли евреи (по данным «Еврейской панорамы», только в сентябре 1939 года таковых было порядка 300 тысяч), то этот наплыв, как бы сегодня сказали, «мигрантов» следовало регулировать. К тому же распустить этих беженцев в разные стороны без всякой проверки означало наводнить советскую территорию германскими шпионами, которых и без того в начале Великой Отечественной войны в наших приграничных районах оказалось немало. (Только не нужно думать, что тогда все германские, гитлеровские шпионы были «чистокровные арийцы» – с «нордическим», соответственно, характером.)

Возникает вопрос, почему этот момент – с толпами беженцев – не берут во внимание те, кто именует Освободительный поход РККА 1939 года на территорию Западной Украины и Западной Белоруссии агрессией и оккупацией? Где это видано, чтобы беженцы бежали не от агрессора, а на его территорию?