Алая тигрица - стр. 36
9
Линн умирала.
Так во всяком случае говорили тюремные охранники – те, которые сменялись перед ее камерой, высеченной из черного камня. Она знала, что этот минерал добывался на севере Кряжистого треугольника и ценился людьми, которые занимались торговлей, ведя свои караваны через замерзшие тундры Империи. Людьми, которые ее продали.
Она вспомнила ощущение, которое испытывала, когда ехала в этих караванах неделями: легкое, покачивающееся движение, неопределенность дня и ночи, осознание, что ее могут избить в любой момент, и темнота – такая, что затемняла ваше зрение сильнее, чем повязка на глазах, и, казалось, поглощала целиком, заставляя вас усомниться в собственном существовании.
Вот на что была похожа эта тюрьма – как будто Линн сделала шаг назад и попала в самое сердце своих кошмаров.
Но Мастера ветра всегда учили ее превращать свои слабости в сильные стороны. Темнота стала ее тренировочной площадкой, которая заставляла другие чувства обостряться. Цепи стали ее друзьями, она научилась сражаться без рук в ограниченном радиусе и приспосабливаться к другому центру равновесия. А побои научили ее заглушать боль в голове и сделали ее тело более выносливым.
Нет, ничто из этого не заставляло ее ненавидеть это место. Она боялась самого этого пространства.
Пространства – или его отсутствия – в ее крошечной, тесной камере, в которой она едва могла вытянуть ноги, не касаясь противоположной стены. Пространства, которое давило на нее в тишине и темноте, пока, казалось, не превратилось в живое существо, дышащее ей в лицо и угрожающее поглотить ее.
Первые несколько дней она провела, свернувшись калачиком у стены, думая о высоких горах Кемейра, которые поднимались в небо, о тумане, плывшем между ними, словно лента Лунной танцовщицы. Она знала эти горы с тех пор, как ее связь с ветром проявилась в возрасте пяти лет. Было время, когда она прыгала с тех скал и летела легко, как птица, паря с ветром в ушах и небом за спиной.
Когда исчез ее брат, ей показалось, что вся ее жизнь рухнула.
После этого она перестала летать.
«Бескрылая птица, – прошептали Мастера ветра. – Какой воин не может овладеть силой родства собственной стихии?»
Да, она была бескрылой птицей. И теперь сидела в клетке.
Она сломала запястье и подвернула лодыжку во время прыжка со стены дворца Сальскова. Река – и ее ветры – спасли ее от быстрой смерти, и она выползла из воды замерзшая, почти без сознания. Она пробиралась от одной деревни Империи к другой, пока не наткнулась на группу имперских патрулей, посланных новой императрицей. В лихорадке, раненая, она едва успела вступить в бой, прежде чем они схватили ее.