Ала ад-Дин и повелитель джиннов - стр. 37
– А-ха-ха-ха-ха! – зашелся в новом приступе хохота джинн, как только звезды прекратили свое движение и замерли. – Ох, колдун! Ох, держите меня!
Абаназар долго смотрел в небо, потом сорвал с плеч изодранный бурнус и принялся топтать его ногами. С неба на него бесстрастно взирала огромная звездная дуля.
– Это все ты, ты мне напортил! Ты специально, назло мне испортил мое заклинание!
– Знаешь, колдун, – отозвался Каззан, отсеявшись, – вмешиваться мне не было никакого смысла, ведь напортить больше, чем ты сам, просто невозможно.
– Ы-ы! – Кончив топтать рваный бурнус, Абаназар взялся колотить себя кулаками по лысой голове. – О, я несчастный! Дома у меня нет, лампы нет, посуда разбилась, джинна нет, имя я не знаю! О Аллах, за что ты ниспослал мне такие страдания?
– Ладно, скажу тебе имя, только прекрати терзать мой слух визгливыми причитаниями.
– Скажешь? – Абаназар опустил руки и повел носом.
– Скажу, скажу. Только лучше бы тебе не знать его имени.
– Это я как-нибудь без тебя решу.
– Дело твое. Запоминай же! Или нет, лучше запиши, а то забудешь.
– Э-э, я запомню!
– Уверен?
– Да говори ты уже, сил моих больше нет!
– Его зовут Ала ад-Дин, сын ныне покойного башмачника Али аль-Маруфа. Живет с матерью. Адрес… сам найдешь – я тебе не справочная.
– Ала ад-Дин, – шептал Абаназар, силясь запомнить, – сын Али аль-Маруфа. Ала ад-Дин… Постой!
– Ну что еще? – недовольно отозвался Каззан из темноты.
– Как случилось, что какой-то оборванец отпустил тебя на волю, не потребовав ни гроша?
– Странный вопрос: наверное, он просто добрый и сострадательный юноша.
– Тьфу! Ну, Ала ад-Дин… Каззан, дай мне напиться!
– Угу, а еще построй мне новый дом, завали по самые уши деньгами.
– Нет-нет, что ты! – замахал руками Абаназар. – Только пиалу воды, а лучше две, – показал он три пальца.
– На тебе целый кувшин и оставь наконец меня в покое!
– Да-да, как скажешь.
Абаназар живо сграбастал кувшин с водой, возникший прямо перед его носом, и припал к узкому горлышку губами. Пил он долго, словно верблюд после длительного перехода, дергая острым кадыком на тощей, морщинистой шее. Вода струйками сбегала по щекам колдуна, оставляя грязные потеки, но это было даже приятно – кожа еще горела и страшно зудела после взрыва. И как только вообще жив остался!
Вдосталь напившись, колдун довольно отер ладонью лицо, причмокнул губами и произнес:
– Ала ад-Дин, сын А… сын… вот же, шайтан тебя раздери! О Каззан, я забыл, как звали отца!
Абаназар долго вслушивался в ночную тишину, но ответа так и не последовало.
– С-свол-лочь! – процедил сквозь зубы Максим, зябко кутаясь в обнаруженный у городской стены драный кусок того, что некогда, очень давно, было плащом. – Т-такую рубашку исп-портил! Ну поч-чему же так х-холодно-то, а?