Актуальные проблемы Европы №4 / 2017 - стр. 21

События 11 сентября 2001 г. и объявление войны международному терроризму изменили не только общие подходы к проблеме международной безопасности на Западе, но и отношение к роли Турции в ее обеспечении. США, принявшие основной удар террористических атак, стремились максимально задействовать в борьбе с терроризмом и региональными конфликтами обширную сеть военных баз на Ближнем Востоке. Внешнеполитическая доктрина Дж. Буша-мл. предполагала наступательную стратегию борьбы как с терроризмом, так и с режимами, игнорирующими нормы международного права в западной трактовке, что фактически означало прямое вмешательство в дела других государств и свержение лидеров, чья политика представляла реальную или гипотетическую угрозу для безопасности США [Jervis, 2003]. Еще одним приоритетным направлением внешнеполитической доктрины Дж. Буша-мл. было распространение демократии: международная безопасность ставилась в прямую зависимость от уровня ее развития («где нет демократии – там нет безопасности» [Wheeler, 2003, p. 187]), а растущий авторитаризм и нарушения базовых гражданских прав были объявлены главной причиной расцвета радикализма и терроризма на Ближнем Востоке [Lieber, Lieber, 2002].

Первыми жертвами «доктрины Буша» стали Ирак и Иран – страны, имеющие общие границы с Турцией. Вполне ожидаемо, что Вашингтон обратился к Турции – как государству – члену НАТО и многолетнему союзнику Запада в регионе – с просьбой оказать содействие антитеррористической операции, предоставив возможность использовать расположенные на территории Турции военные базы, и санкционировать осуществление «гуманитарной интервенции» в Ирак с турецкой территории. Несмотря на договоренности, достигнутые на уровне политического руководства, в марте 2003 г. турецкий парламент заблокировал решение правительства, не одобрив предоставление американским военным турецких баз для вторжения в Ирак. Демарш турецкого парламента был вызван, с одной стороны, опасениями депутатов-исламистов из правящей Партии справедливости и развития (ПСР), доминировавших в палате, с другой – протестом депутатов курдского происхождения, сочувствовавших иракским курдам и воздержавшихся от голосования. Кроме того, занимавший тогда пост госсекретаря Колин Пауэлл, по-видимому, считал вопрос о предоставлении турецких баз решенным и не видел необходимости в его лоббировании на уровне турецкого парламента. Конечно, свою роль сыграла и определенная неопытность тогдашнего премьер-министра Абуллаха Гюля, недооценившего значение голосов воздержавшихся депутатов. В итоге законопроект, хотя и получил одобрение 264 депутатов, не был принят, поскольку совокупное число проголосовавших против (250) и воздержавшихся (19) оказалось на 5 голосов больше [Turkey upsets.., 2003]. Для Вашингтона такое развитие событий стало крайне неприятной неожиданностью – «оглушительной оплеухой» от союзника по НАТО, как его поспешили окрестить мировые СМИ [Filkins, 2003]. При этом на официальном уровне США не пошли на дипломатическую конфронтацию и по-прежнему позиционировали Турцию как союзника и пример мусульманской страны с демократической политической системой – успешную модель сочетания ислама и демократии.