Аккорд. Роман в трех частях - стр. 48
Все вечера и выходные были теперь в нашем распоряжении. Лыжные вылазки, каток, кино, неспешные прогулки и нетающие снежинки на ее длинных ресницах. Серьезные разговоры о настоящем и будущем. Однообразные целомудренные поцелуи, которые Люси, не понимая в них толк, считала, видимо, единственно возможными. Я вел себя с ней внимательно и сдержанно. Самая, скажу я вам, подходящая манера обращения с девушкой, в которой не было пасторальной непосредственности Нины, ни отчаянной безрассудности Натали. Она был а спокойна, любознательна, заботлива и рассудительна. «Серьезная девушка» – говорили про нее. Серьезная и красивая. Таким место в президиуме.
Раньше она вела классные собрания и солировала в школьном хоре, теперь обсуждала с моей матерью экономику домашнего хозяйства, а с моим отцом – новости международной политики. Сидя со мной на диване, она без малейшего смущения обращала на меня внимательное лицо, где на дне светло-серых безмятежных лагун пульсировала черная приманка спелой девственности. Когда она просила меня что-нибудь сыграть, я играл ей прелюдии Гершвина – мои первые, робкие подступы к джазу. На восьмое марта я подарил ей семь малиново-бледных, мелкозубчатых гвоздик. К этому времени сдержанность моя сменилась осторожным воодушевлением, которому, однако, было далеко до того замирающего блаженства, что я испытывал с Ниной и Натали.
Может, из-за отсутствия любовного опыта, а может, потому что такими были ее представления о мужских ухаживаниях, но моя чувственная скупость ее нисколько не беспокоила. Странно, ведь рядом находились Гоша и Валька, которые время от времени ярко и громко ссорились и так же феерически мирились, не говоря уже о том, что Валька, числившаяся у нее в близких подругах, могла рассказать ей много занимательного и полезного про балаганную пестроту и затейливость межполовых отношений. Но нет, в ее чистом, доверчивом взгляде отсутствовал даже намек на похотливое подстрекательство. Но ведь подстрекателем мог быть и я!
Любил ли я Люси в то время? Если говорить о той заоблачной, задыхающейся мере, что я установил сам себе, то нет. Но я привязался к ней, сильно привязался. Мы хорошо смотрелись рядом – натурально плакатные юноша и девушка. Серьезные и красивые, спокойные, уверенные и сознательные. Пропитанные советским l'aire du temps. Будущие строители коммунизма. Будущие создатели ячейки советского общества. Но как раз этого я делать не собирался. С Ниной – да, с Натали – да, с Люси – нет. Ведь жизнь, как оказалось, только-только начиналась!
Как-то в середине апреля у нее на работе выпал свободный день, и я, не поехав в институт, привел ее к себе. Была середина дня – как раз та его поясничная часть, за пазухой у которой мы так часто и удачно прятались с Натали. Мы сели на диван и приготовились целоваться. Обняв ее, я стал играть с ее губами, чего раньше не делал. Я не отпускал их так долго, что она даже уперлась руками мне в грудь, но освобождаться не спешила. Игра возбудила меня. Подперев одной рукой ее напряженную спину и придерживая ее голову другой, я набросился на безвольно откинутое лицо с короткими, торопливыми поцелуями. Рот ее приоткрылся, сомкнутые ресницы подрагивали, кулачки на моей груди сжались. Вернувшись к ее губам, я принялся облизывать их и посасывать, словно сладкую малиновую конфету – до тех пор, пока не почувствовал, что ее руки приготовились оттолкнуть меня. И тогда я тихо отстранился. Ее ресницы дрогнули и раскрылись, словно мохнатые лепестки зрячего цветка. Ровные, сухие щеки разгорелись, серое дно лагун заволокло изумлением, влажные губы набухли и покраснели. И то сказать: такого массажа я им еще не делал!