Акимуды - стр. 13
Город за городом, российские города переходили в руки мертвецов. Первым пал Санкт-Петербург. Его руководители дружно по ящику славили победителей. РОССИЯ ДЛЯ МЕРТВЫХ! – скандировали они. Возможно, в Питере оказались самые убедительные покойники. Потом сдались приволжские города, далее – Екатеринбург, Челябинск, Красноярск. Подняли руки Новосибирск и Хабаровск. Дольше всех отбивались окраины: Калининград и Владивосток. Но и они капитулировали. По всей стране живым предлагалось признать власть мертвецов. Выступали убитые мертвецами люди – некоторые из них автоматически становились частью мертвой власти. Выступали и живые деятели искусства и литературы, принявшие власть мертвецов. С неподдельным чувством они восхваляли победителей, находя для новой власти философские обоснования.
Один известный кинорежиссер успел за эти дни даже снять короткометражку «Дорогие мои мертвецы». На телеэкране замелькал портрет безумного бородатого библиотекаря Румянцевской библиотеки, Николая Федорова. Немедленно вспомнили его полузабытое учение «Общее дело», рассказывали, как Федоров поразил своими идеями современников: Толстого, Достоевского, Владимира Соловьева. Кроме того, вещали телеведущие, Маяковский и Андрей Платонов восхищались Федоровым! И вот наконец сбылась его мечта: воскрешение отцов состоялось!
С некоторых пор для меня это тоже актуальная тема… Впрочем, независимо от федоровского учения воскресли и матери! Нам бросились объяснять, что в учении Федорова нет ничего мистического: он был убежденным позитивистом, сыном чугунного XIX века, и только у нас в России могло сложиться такое уникальное положение, при котором мертвецы готовы были воскреснуть. Опять запахло патриотизмом! Вспоминали, конечно, и нашу вековечную национальную любовь к мертвецам, которых мы вроде бы любим больше, чем живых, и с которыми на Пасху и в родительские субботы всегда делились яйцами и водкой. Некстати вспомнили «Живой труп» Толстого, нашли новое прочтение «Мертвым душам». Взяли несколько интервью у оживившихся готов, которые были готовы вместе с нашими сатанистами примазаться к мертвецам, но те не спешили с ними брататься.
Потом телеканалы зависли на Мексике: развернулись к мексиканским праздникам мертвых, к их шоколадным гробикам со скелетами, к кровожадным ритуалам ацтеков. С умилением рассказывали о мексиканской богине смерти, вспоминали о нежных словах о смерти, высказанных мексиканским нобелевским лауреатом, и даже очень жалели, что мы – не мексиканцы. «La mort n'est rien!» – оптимистическое интервью с парижским владельцем магазина похоронных принадлежностей возле Монпарнасского кладбища. Замирение со смертью с рыночных позиций. Ко всему этому добавили слова Стива Джобса: «Смерть – лучшее изобретение жизни» – это должно было покорить просвещенную аудиторию.