Академия Пяти Стихий. Капли дождя - стр. 37
Воздушник хохотал, не обижаясь на ругательства. Наконец он опустил меня на твердую почву.
– Не злись, малявка! Хорошего вечера!
Рядом совсем скоро оказалась Ароника, которую поднял другой воздушник. Оба смеялись, видно, без свободного полета тоже не обошлось.
Перед корпусами горели костры, слышались смех и песни. С неба светили яркие звезды. Свежий ветер остужал разгоряченные щеки. Все не так уж плохо, правда?
Мы шли вперед, высматривая своих, когда я увидела огромный костер и рыжеволосых студентов вокруг него. Они устроили целое представление, на которое стекались полюбоваться все остальные стихийники. Правда, замирали на почтительном расстоянии: с огнем шутки плохи.
Вот бабочки слетели с руки симпатичной девушки, и я только секундой позже поняла, что это Вита – подруга Коры, а бабочки – ее фирменный знак. Вот искры, что взлетали вверх, вдруг превратились в огненные фейерверки. А вот огромный лев, сотканный из пламени, с ревом встал на задние лапы и обрушился передними на сложенные горкой дрова – во все стороны брызнули всполохи. Зрители взревели в восхищении.
– Молодец, Вик! Викар, ну ты силен!
Вик! Я сжалась и дернула за руку подругу.
– Идем!
– Идем, – с неохотой согласилась та.
– Элиза, стой! – раздался позади такой знакомый голос.
Элиза, значит. Вот как… Не Лиззи больше.
Казалось, что он вышел прямо из пламени, и его рыжие волосы были точно пламя. Широкоплечий, могучий, уверенный в себе. Только улыбка казалась ненастоящей, точно он нацепил на себя маску.
– Привет, Вик.
– Смотрю, у тебя все отлично! – голос у Вика вовсе не был веселым и добродушным. Мне стало не по себе от его тона.
– Д-да… Наказание сняли…
– Рад за тебя! Значит, ты теперь сама по себе, а я сам по себе. Так?
Вот теперь уже в его словах явно проскальзывал затаенный гнев.
Но почему он злится? Ведь он слышал все, что сказал мастер Вайс, помнит, какое тот поставил условие. Я не знала, что ответить, только смотрела на него. Вероятно, мое молчание Вик принял за признание вины. Улыбка теперь больше походила на оскал.
– Понимаю, что же. Зачем чистенькой аристократке грязный бастард. Поиграла немножко, а теперь игрушка тебе надоела.
В голосе Вика слышалась горечь. А мое сердце сжалось от обиды. Как он может так обо мне думать? Но опять я ничего не сумела возразить, снова смотрела «большими глазами» и ненавидела себя за робость.
– Вик, я…
– Иди… ты…
Сказал так, что я задохнулась от боли. Отступила на два шага, а сама все смотрела на него: может, мне только почудился его пренебрежительный тон? Но он разглядывал меня со злым прищуром, прожигал взглядом. Тогда я развернулась и побежала.