Академия Иллюзий. Любовь на гранях - стр. 4

Он был одним из самых требовательных и жестких – временами жестоких – магистров, но это не мешало почти всем студентам обожать его. Кристаллография – главнейшая наука в магической академии, при любой специализации, и от того, как она преподавалась, как умело доносилось знание о Гранях, и зависело мастерство мага.

Да Валонгу умел. Пусть иногда и весьма неоднозначными способами.

Мы открыли тетради – сегодня нам предстояло разобраться с новыми теориями – но не успели записать ни слова, поскольку  лекцию прервали.

В аудиторию постучали, а когда магистр недоуменно пригласил войти, мы увидели одного из секретарей ректора.

Странно. В академии серьезно относились к учебе – что студенты, что магистры, не говоря уж об Севаро-Мартин да Фаросе, нашем ректоре, держащем в своих цепких руках все управление.

И лекции прерывали только в исключительных случаях.

Нехорошее предчувствие сковало мне руки и ноги, а в горле запершило горечью. И я не ошиблась в своем предположении…

– Простите, – сказал пожилой мужчина, – но мне надо препроводить студентку да Феррейру-Ильяву к ректору… Это приказ.

– Конечно, – магистр коротко кивнул и посмотрел на меня с некоторой обеспокоенностью.

Я же встала, собрала свои вещи, передав их Алвейсу – еще не хватало таскаться по коридорам с кучей книг, как правило, за меня их носили парни из нашей пятерки – и, ни на кого не глядя, вышла из аудитории. И только в коридоре позволила себе спросить:

– Вы не знаете, почему меня вызвали так неожиданно?

– Простите, но нет, – ответил любезно мужчина.

Я вздохнула, перебирав в голове события последних дней и не найдя никаких причин. Я не нарушала правил академии, не вела себя неподобающе, вообще ничего… Так что же произошло? Ладно, вот приду и все узнаю.

Наверняка ничего страшного… а может и вовсе какой приятный сюрприз.

Заставила себя успокоиться и чинно следовать за мужчиной.

В тот момент я еще не знала, что спустя полчаса мой мир, такой упорядоченный и однозначный, рассыпется на мелкие осколки.

Еще не знала, что вскоре умрет Эва-Каталина да Феррейра-Ильяву, наследница великого рода. А родится растерянная двадцатилетняя студентка Эва Феррейра.

Которая окажется совсем не готова к настоящим реалиям казалась бы хорошо знакомого мира.

К кабинету ректора я подошла с улыбкой. По меньшей мере уголки губ тянулись в стороны в достаточной степени, а руки даже не дрожали…

Поприветствовала второго секретаря, дождалась, когда мне откроют дверь – пусть, с точки зрения академии, секретарь был «главнее» меня, но он оставался мужчиной – и присела в точно вымеренном книксене перед обернувшимся мужчиной, стоявшем у большого окна.