Агорафобия - стр. 24
Самое первое воспоминание: высокое зимнее серое небо, скрип полозьев и шагов, острые верхушки заснеженных елей. И его тащат по этим елям: круто вверх-вниз. Он смотрит широко открытыми глазами, страшно: а ну как вывалится из санок? Бабушка везёт его, укутанного чурочкой, из сельской больнички вниз с горы, потом вверх на гору… Сколько ему тогда было? Четыре года? Пять?
Чем ближе к вечеру, тем он становился нетерпеливее. Каждый вечер с 19. 45 до 20.00 у него свидание с родителями. Выход на связь – так они договорились. Родители, где бы ни были, оставляют в эти 15 минут все дела. Мысленно протягивают издали руки, гладят. Отец крепко и больно прижимает к себе и держит – не отпускает. Идёт почти физическое соприкосновение. На подсознательном уровне он всегда был у них в голове («Митя…») Но эти в пятнадцать минут совершалось такое плотное, насыщенное взаимопроникновение душ, благодаря которому можно было жить ещё один день.
Митя подсовывает голову, как телёнок, под горько ласкающую, судорожно сжимающуюся, мокрую от слёз мамину руку. «Что же ты наделал, сыночка? Что ты наделал?!». Непроизвольно жмурит глаза и, забывшись, трётся щеками, носом, вдыхая запах маминой кожи…
…Завидев похабно ухмыляющегося, ненавистного Людочку, нечеловеческим усилием воли разрывает далёкую связь, отворачивается к стене. Людочка пронюхал о Митиных свиданиях и поганит их – ухмылкой, взглядом, гадким словом.
***
Ночной звонкий грохот расколол тишину камер, коридоров всех четырёх этажей. Взорвались ушные перепонки и мозг, весь спящий мир, всё небо взорвалось. Сухопутный чёрный дельфин в тюремном дворике дрогнул хвостом и дал микроскопическую гипсовую трещинку.
В первую секунду Митя присел и схватился за голову. Во вторую – с размаху уткнулся затылком в стену, будто собирался клевать рассыпанное зерно. Ноги широко разведены в поперечном полу-шпагате, руки крест-крест назад, ладони вывернуты, дрожащие от напряжения пальцы растопырены… Готов в любой момент скороговоркой отбарабанить: «ОсУжденный такой-то, осУжден по статьям 210, 222, 223, 167, 213, 205, 105—30…»
Что его ждёт за нарушение режима? Изолятор, дубинка, стакан, где изнемогающее тело перестаёт себя чувствовать через несколько часов? Или…
Только что Митя спросонок шёл к параше – месяцами выработанной мягкой бесшумной походкой-скольжением – крадущийся бы ночной зверь позавидовал. Откуда на его пути в камере взялось пустое, тускло блеснувшее в свете «дежурки» цинковое ведро?! Гремя, покатилось, раскололо мир. Вдали, за тысячи километров мама взметнулась, прижимая руки к прыгающему из груди исстрадавшемуся, истаявшему больному сердцу.