Агнцы Божьи - стр. 37
– Да так, был пару раз, – смутился Савва. – Думал, там что-то эдакое, полезное говорят, а там…
Старец промолчал и, глядя на Ржанухина, сузил глаза.
– Так что говорят «там» такого, чего мы не касаемся на радениях? – спросил он.
– Там всё о какой-то мировой революции судачат, – вздохнул Савва. – О прекращении войны и… Всякое ещё болтают, чего я не понимаю совсем.
– А людей? Как много людей приходит на сборища эти? – заинтересовался Андрон.
– По-всякому бывает, – ответил с задумчивым видом Савва. – Бывает, столько соберутся, что яблоку упасть негде.
– И бабы бывают или только мужики одни?
– И бабы, и мужики, – пожимая плечами, ответил Савва. – Но мужиков завсегда гораздо больше, чем баб.
– Хорошо, – вздохнул Андрон и, меняя тему, спросил: – А матушку Агафью ты случаем не видел? Встал вот нынче, а её нет в горнице. Ушла и ничего не сказала, видимо, меня будить не хотела.
– В Самару она поехала, – ответил Савва, снова опуская голову.
– А чего же ты её не повёз? – нахмурился Андрон.
– Я хотел было, да матушка не велела, – поднял голову Савва.
– Что, прошла мимо, и всё?
– Только сказала, что в Самару на базар поехала, – вздохнув, уточнил Савва.
– Ладно, ступай работай… Мы с тобой покалякаем ещё, – выпытав, что было возможно, отпустил Ржанухина Андрон. – Сдаётся мне, что и у меня вдруг появилось много дел, над которыми надо хорошенечко покумекать.
С пасмурным лицом он вернулся в дом, прошёл в горницу, уселся за стол, сдавил виски ладонями и глубоко задумался.
За неделю в мастерской в качестве ученицы Евдокия научилась многому. Она уже не только наблюдала, как работают швеи, но и сама вполне сносно могла шить солдатские галифе и гимнастёрки. Расторопная, сообразительная девушка стремилась работать быстро, чётко и без брака.
Евдокия вспомнила первый рабочий день в мастерской, когда Куёлда самолично привела её в цех. Куёлдой[1] величали Василису Павловну работники мастерских. И действительно, необычной была купчиха Горынина: крупного телосложения, грузная, волос на голове, брови, даже ресницы русые. А глаза Василисы Павловны были горячие, выразительные, непонятного мутного цвета.
«Куёлда, Вологайка, Гульня, Шлёнда, Визгопряха!» – боязливо озираясь, шёпотом говорили о ней все.
– Расшибётся в доску, но добьётся, что в башку ей стукнет, – говорили о жене хозяина мастерских одни.
– Уж на мужиков больно падка и охоча, особливо на молодых и красивых, – вторили другие.
– Видалая и бывалая, – говорили третьи. – Ух, уж какая бывалая, сказать не пересказать.
Увидев вставших из-за столиков женщин, Евдокия растерялась. Доверчиво глядя на них, она поклонилась.