Агент Соня. Любовница, мать, шпионка, боец - стр. 2
Полиция пошла в наступление, когда шествие сворачивало на Миттельштрассе. Урсула вспоминала “визг тормозов, заглушивший пение, вопли, полицейские свистки и возмущенные выкрики. Молодых людей валили на землю и волокли в грузовики”. Посреди этой суматохи Урсулу повалили навзничь на мостовую. Подняв голову, она увидела возвышавшегося над ней дюжего полицейского. На зеленой униформе под мышками проступали пятна пота. Ухмыльнувшись, он замахнулся дубинкой и со всей силы нанес девушке удар по пояснице.
Первым делом ее охватила ярость – и лишь потом ее пронзила самая острая боль, которую ей довелось испытать в своей жизни. “Мне было так больно, что я не могла нормально дышать”. Ее друг, молодой коммунист Габо Левин, оттащил ее в подъезд дома. “Все хорошо, Ураган, – говорил он, потирая ей спину в том месте, куда пришелся удар. – Это пройдет”. Группа Урсулы уже давно разбежалась. Кого-то задержали. Но по широкой улице приближались еще несколько тысяч демонстрантов. Габо помог Урсуле подняться и отдал ей один из упавших плакатов. “Я продолжила шествие, – писала она потом, – еще не догадываясь, что это решение предопределило мою судьбу”.
Мать Урсулы была в ярости, когда дочь вернулась домой в тот вечер в разорванной одежде и с иссиня-черным кровоподтеком на спине.
Берта Кучински потребовала от нее ответа, чем та занималась, “слоняясь по улицам под руку с кодлой горланящих во весь голос пьяных подростков”.
“Мы не пили и не горланили”, – возражала Урсула.
“Что это за подростки? – спрашивала Берта. – Чего ты добиваешься, проводя время с людьми такого сорта?”
“«Люди такого сорта» – это местное отделение молодых коммунистов. И я тоже являюсь его членом”.
Берта отправила Урсулу прямиком в кабинет отца.
“Я уважаю право любого человека на свое мнение, – сказал дочери Роберт Кучински. – Но семнадцатилетняя девушка еще слишком юна, чтобы вступать в политические объединения. Поэтому я настоятельно прошу тебя сдать членский билет и на несколько лет отложить свое решение”.
У Урсулы уже был наготове ответ. “Если семнадцатилетних можно брать на работу и эксплуатировать, значит, им можно и бороться против эксплуатации… и именно поэтому я должна стать коммунисткой”.
Роберт Кучински и сам сочувствовал коммунистам, и запал дочери скорее вызывал у него восхищение, но сулил множество проблем. Чета Кучински, быть может, и поддерживала борьбу рабочего класса, но это не означало, что они готовы были принять дружбу дочери с его представителями.