Агент на передовой - стр. 21
– И о каких же идеалах мы говорим, папа? – из-за поблескивающих очков. Впервые за долгое время она назвала меня «папой». А еще я отмечаю, что она не чертыхается – в случае Стеф это такой красный сигнал светофора.
– Ну, например, кому-то Англия представляется родоначальницей демократии. Или они без памяти влюблены в нашу дорогую королеву. Для нас эта Англия, возможно, уже не существует, если вообще существовала, но они считают иначе, вот ты им и подыгрываешь.
– А по-твоему, она существует?
– С оговорками.
– Серьезными оговорками?
– А как иначе, помилуй? – Я почувствовал укол, дескать, вдруг умудрился не заметить, что страна катится в пропасть. – Кабинет тори, представляющий меньшинство, состоит из двоечников. Министр иностранных дел, которому я вроде как служу, невежественная свинья. С лейбористами дело обстоит не лучше. Это безумие под названием Брексит… – Я беру паузу. У меня тоже есть чувства. Об остальном пусть говорит мое негодующее молчание.
– Значит, у тебя есть серьезные оговорки? – настаивает она невиннейшим голосом. – Даже очень серьезные. Так?
Слишком поздно я осознаю, что чересчур раскрылся, хотя, может, с самого начала этого хотел: отдать ей победу, признать, что мне далеко до стандартов ее блестящих профессоров, а затем снова станем теми, кто мы есть.
– Если я тебя правильно поняла, – продолжает она, когда мы отправляемся на очередное восхождение, – ради своей родины, в отношении которой у тебя есть серьезные оговорки, и даже очень серьезные, ты уговариваешь иностранных граждан, чтобы они предавали собственную. – И вдогонку: – По той простой причине, что у них, в отличие от тебя, нет оговорок в отношении твоей родины, а только в отношении своей. Так?
Я весело крякаю, тем самым признавая свое заслуженное поражение, но одновременно прошу о смягчении приговора.
– Но ведь они не невинные овечки, Стеф! Это их добровольное решение. В основном. И мы их берем под свое крыло. Социальное обеспечение. Нужны деньги – получите. Нужен Господь – вот вам Господь. Любые варианты, Стеф. Мы же их друзья. Они доверяют нам. Мы даем все необходимое им, а они нам. Мир так устроен.
Но ее не интересует, как устроен мир вообще. Ее интересует мой мир, что становится понятно во время следующего подъема.
– Когда ты предлагал другим, кем им быть, ты задумывался, кто есть ты?
– Я просто понимал, что я на правильной стороне, Стеф, – отвечаю я, чувствуя, как во мне начинает подниматься желчь, несмотря на все предупреждения Прю.
– Это на какой же?
– Моей службы. Моей страны. И твоей, кстати.