Афганский рубеж 4 - стр. 20
– Петро, держаться! Скоро будем дома.
Мой оператор даже в такой момент пытался улыбаться. Однако Петруха был совсем бледный, хоть и продолжал что-то пытаться сказать.
Подойдя ближе к Ми-8, из грузовой кабины выскочил незнакомый мне человек. Одет в форму «эксперименталку», которая выглядела слишком чистой для того, кто должен работать в поле. Он вместе со мной помог забраться Рахметову, а затем и занести носилки с Петрухой.
Я одобрительно похлопал его по плечу и собрался залезать следом, но он меня остановил и отвёл чуть в сторону.
– Вы Александр Клюковкин? – спросил он, крича мне в ухо.
– Да, – ответил я, перекрикивая шум винтов.
– Капитан Холодов, особый отдел 40й армии. Мне предписано доставить вас и вашего подчинённого в Лашкаргах. Указание заинтересованных лиц…
– Это ж кто так себя называет? – спросил я, хотя вариантов не особо много.
Либо особый отдел армии решил сразу «поработать» со мной, либо два моих куратора начали работать, и я им нужен очень срочно.
– Подробностей не знаю, но вам лучше не сопротивляться, – перекрикивал Холодов шум.
Никто и не собирался пытаться бежать. Странно, что капитан Холодов даже не поинтересовался, где Петруха.
Начинает что-то интересное разворачиваться. То в Кандагар нужно меня доставить, то в Лашкаргах. Определились бы уже, где именно будут допрашивать.
Бросив взгляд на блистер со стороны командира вертолёта, моментально узнал этого круглолицего паренька. Не думал, что когда-нибудь этому товарищу удастся ещё раз сесть в левую или правую «чашку» Ми-8.
Представителю особого отдела может быть предписано что угодно. Но у нас много раненных, которым нужна серьёзная помощь. Значит, лететь необходимо в Кандагар, где госпиталь крупнее. Либо и вовсе сразу в Союз.
Придётся решить вопрос по-другому.
Я залез в грузовую кабину и тут же свернул к экипажу. В этот момент почувствовал, как чья-то рука легла мне на плечо.
Сквозь шум были слышны слова Холодова, чтобы я сел на место. Ощущение, что я какой-то заключённый. Я аккуратно убрал его ладонь с плеча и прошёл в проход кабины экипажа.
– Саня! Как живой, бродяга! – воскликнул Леонид Чкалов, хватая мою ладонь двумя руками.
Мой однополчанин по 171му полку. Во время первой командировки в Баграме его сбили над Чарикарской зелёнкой. Он сильно обгорел, но это ему не помешало вернуться к лётной работе.
– Лео, братишка! Рад видеть.
– Сань, ну ты и чумазик! Зато не одной дырки, – похлопал меня по груди Леонид.
Быстро посмотрел на него и понял, что у Чкалова отметин о войне осталось гораздо больше. На шее был виден большой шрам от ожога. Как и на руках.