Адвокат’essa, или Поиски Атлантиды - стр. 40
Как это бывает, когда неожиданно к горлу подступает тошнота? И это не признак беременности. Я тогда еще собственно и не знала ни о беременности, ни ее признаки. Тошнота и ощущение, что куда-то проваливаешься. Что опора исчезает под ногами. Ноги сделались ватными и даже стул, на котором я сидела, вроде как и не поддерживал больше. Словно что-то внутри сжалось, прокатившись, словно бильярдный шар, и упало в лузу.
– Конечно, встречайтесь, – вымученно-спокойно-жестяным голосом ответила я.
– Солнышко, не сердись на меня. И прости, пожалуйста, меня, что я, старый болван, тебе это все рассказал. Все будет хорошо, вот увидишь! Ты вернешься с турбазы и сразу позвони мне. Договорились?
Я кивнула, помахала дрожащей влажной рукой и, не оглядываясь, вышла на улицу.
Как хорошо было бы сейчас умереть. Исчезнуть, раствориться в воздухе. У-ме-реть…
Боль такая, словно руки-ноги-голова отдельно друг от друга. Где ты сама? Где твое сердце? Зачем ты осталась жить? Или не осталась? Возможно ли лечь на асфальт и царапать его ногтями? Можно ли лечь на скамейку и кричать от боли? Можно ли забраться через решетку входа в бомбоубежище, которое находится на вершине сопки прямо напротив входа в суд и остаться там? И высохнуть, как мумия? Разве можно об этом позоре и ужасе рассказать кому-то? Разве поймет кто-то? Разве себе можно об этом рассказать? Разве я могу спасти сама себя? Разве кто-то найдет средство для спасения меня из этой пропасти отчаяния?
К вечеру до меня – обледенелой изнутри – дозвонилась все-таки Маришка. Услышав мой голос, приехала или прибежала минут через двадцать. Собирала мой чемодан в дорогу, наливала чай. Что-то непрерывно причитала-щебетала:
– Я тебе звонила каждые пять минут, ты не отвечала, я подумала – вдруг ты умерла, а родители на курорте и дома – никого?
«Да, я умерла», – вяло проплыла тусклая мысль.
– Он?
Я кивнула. Говорить не было сил. Оказывается, тело может шевелиться и двигаться отдельно от острого кусочка льда в груди.
Наутро мы уехали на турбазу. С собой Маришка положила мне в чемодан приготовленные заранее вязанье, книгу о Сен-Симоне и картинку-репродукцию под названием «Юность» из журнала «Огонек». На картинке в разноцветных одеждах были изображены три студентки в комнате – то ли общежития, то ли на отдыхе.
Картинку мы повесили в комнате на стенке возле моей кровати, когда приехали к месту отдыха. Красота окрестностей, озеро возле гор, на котором тренировались гребцы, невероятное количество цветов в палисадниках возле домиков в поселке и названия улиц, будто из песен Юрия Антонова – Бархатная, Липовая, Озерная, Луговая, Георгинная и даже Розовая – сделали свое дело. Вечерние танцы, вязание в лодке, в которой нас катал поклонник Агнешки – чемпион СССР по бегу, приехавший на сборы из Ленинграда – и чтение философских рассуждений Сен-Симона, притупили боль. Хотя вязкое ощущение пустоты внутри тела и тошнотворное чувство стыда оставалось. Острая льдинка в груди была запорошена – листьями, лепестками цветов, виноградными лианами, яркими красками листвы на окрестных сопках. Конечно, добавились к этому вороху впечатлений и ухаживания ребят на турбазе, и новые супермодные «юбки-годе», которые мы шили себе сами перед отъездом, и свежий воздух.