Адский поезд для Красного Ангела - стр. 48
– Мэр должен прибыть с врачом страховой кассы из Бреста, – продолжал я, обращаясь к живому надгробию.
– Думаете, мне нравится этим заниматься? – произнес он глубоким баритоном.
– Что, простите?
– Потрошить трупы, зашивать им глаза и губы, а потом выкапывать их, словно бы для того, чтобы еще раз поиздеваться над ними… Думаете, это доставляет мне удовольствие?
Человек и танатопрактик, точно как человек и полицейский, – враги, запертые в одном теле, связанные, как две кости одного скелета…
– Я и сам тоже испытываю ужас от подобных вещей, – совершенно искренне ответил я. – Могу вам даже признаться, что в настоящий момент я вообще ни в чем не уверен… Не от хорошей жизни мы вырываем мертвых из их смертного покоя…
Моя внезапная откровенность тронула его.
– Вы правы, нынче утром свежо!
Я подошел. Скрип моих шагов по гравию эхом раздавался в этом застывшем лесу крестов и бетонных надгробий.
– Скажите, можем ли мы надеяться, что после более чем двух месяцев обнаружим тело в хорошем состоянии?
– У этой несчастной девушки три четверти костей были раздроблены, конечности полностью вывернуты, а лицо обезображено. Работа у меня сложная, но я хорошо ее делаю, и многие даже говорят, что у меня талант.
– То есть?
– Вам нужны подробности? Пожалуйста. Я выпустил из тела кровь, чтобы заменить ее формальдегидом. Вернул кости на место. Выкачал мочу, содержимое желудка, кишечные газы. И прежде чем одеть, еще раз вымыл тело антисептическим мылом. Методы погребения предполагают, что тело отлично сохраняется более четырех месяцев. Обычно вы находите его в блестящем виде: оно как новая монетка.
Наконец прибыли двое опоздавших, не более счастливых, чем мой товарищ по туманному утру. На их лицах отчетливо читалось беспокойство.
– Приступим! – приказал мэр нарочито ледяным тоном. – Уладим это дело, и хорошо бы поскорее.
Могильщики взялись за лопаты, вскрыли могилу и подняли гроб.
Вокруг меня серьезные лица и ускользающие взгляды.
Красное дерево словно вскрикнуло – лямки заскрипели по лакированной поверхности гроба.
Крышку сдвинули. Увидев сдержанное и чересчур упорядоченное внутреннее убранство гроба, я ощутил на своей щеке прикосновение костлявой руки. Руки Смерти…
В пучке света моего американского фонарика из-под слишком белого савана появилась обращенная ко мне кисть. Пальцы молитвенно сложенных рук были почему-то сжаты в кулаки. Батистовое покрывало словно бы нежно гладило лицо, а вдоль шеи спадали слегка вьющиеся и еще сохранившие свой цвет каштановые волосы. Поскольку никто и пальцем не шевельнул, я взял на себя инициативу обследовать поверхность тела. От прикосновения покрывающая залатанные останки ткань затрещала, как высохшее на морозе белье. Симпатичные шмотки, наверное лучшее из того, что у нее было, на какое-то мгновение заставили меня подумать, что она спит. Непослушной рукой я расстегнул костюм, потом блузку. И сердце мое едва не разорвалось, когда показалась смертная белизна ее груди. Кожа пошла едва заметными складками, напоминающими спокойную морскую гладь, но ощущалось, что потусторонняя команда уже вовсю хлопочет над всем тем, что еще говорило о жизни.