Адам Протопласт - стр. 80
Оно старается помочь, неразумный ты отщепенец!
Незримое, молчаливое, но постоянное давление осуществляла на него мать. Павел поражался порой – как это у неё получается. Молчать, не смотреть в глаза, вовсе казаться невидимой – и при этом обрабатывать, при этом выражать свои пожелания и стремления.
Он отчётливо чувствовал, что мать хочет его женить. И вовсе не оттого, что она такая грамотная и понимающая, что желает ему добра. Просто так нужно. Так делают все.
А то останавливают, бывало, у подъезда соседки и спрашивают: «Ну как там твой Паша? Не женился ещё? Нет? А он не больной, случаем? А то странный какой-то, взгляд дикий».
И матери плохо. Матери тяжко. Она и слова не скажет, да и на сына не взглянет – а всё равно сумеет передать ему послание, в котором расписано всё от и до: что от него требуется, как вести себя и к чему стремиться.
Послание ложное, нелепое, он отрицает его и не может согласиться с ним ни в одном пункте, но вынужден как-то переваривать и непроизвольно реагировать на него.
Стать обыкновенным. Жениться. Обзавестись детьми. Что в этом плохого?
Вот я, пишущий эти строки, ступил на эту тропу и как бы даже вполне доволен. Стало теплее, сытнее, уютнее. Гнёт мыслей не разрывает на части. Неврозы утихли. Миссия понятнее. Жизнь спокойнее.
И он, Павел Тимохин, вовсе не подозревая о моём существовании, тоже не мог не рассматривать подобный вариант как своеобразный выход из тупиков мысли, в которые постоянно загонял сам себя. Выход из тупиков существования, которое требует стать чем-то большим, чем он является.
Женитьба выглядела самым идеальным способом погрузиться в человеческое, унять молчаливые запросы матери и попробовать стать обыкновенным.
Но в какой-то момент он ударил по тормозам. И не просто оборвал эту глупую интрижку с девушкой, к которой не ощущал никакой симпатии, но и в очередной раз уволился с работы.
Секса не случилось.
Сам я лишился девственности довольно поздно – в двадцать один. Но при таких вкусных обстоятельствах и в такой романтической локации, что ради этого стоило потерпеть.
Произошло это в июне 1996 года в Крыму, где я работал вожатым в пионерском лагере «Кастель», что расположен под Алуштой.
«Кастель», как меня заверили, второй по величине пионерский лагерь Крыма после «Артека». Я был студентом Елабужского педагогического института и в южный пионерлагерь попал через друга-крымчанина, который вместе со мной учился на одном курсе факультета иностранных языков.
После третьего года обучения полагалось пройти практику в пионерском лагере и, конечно, вариант с Крымом выглядел чрезвычайно привлекательным. Особенно если учесть, что до того времени я ни разу не бывал на юге.