Адам Протопласт - стр. 69
Для него это превратилось в некий автоматический определитель маршрута и линии поведения. Какой дорогой пройти, к какому человеку обратиться, какие выбрать слова – всё это рождалось в нём совершенно естественно и почти неосознанно.
При этом наедине с самим собой он понимал, что устраняется от мира, уворачивается от его ударов и потрясений, а потому вроде как грешен и недостоин в нём находиться.
Эта трагическая мысль сопровождает его с тех пор постоянно, и почему-то он не находит в себе сил перебороть её или хотя бы отстранить.
Если разбирать кругозор его суждений, сформированный в школьные годы, с научной, так сказать, точки зрения, которая подразумевает некую обобщённую понятийную пунктирность, то можно отметить следующее.
Первое: в нём сформировались вполне определённые и устоявшиеся представления об окружающей действительности. Носили они в целом, осязательно-защитный характер и призывали относиться к миру с величайшей осторожностью. А на уровне чувств формировали к нему, миру, значительную долю недоверия и неприятия.
Второе: первичные и неизбежные побуждения устраниться от окружающей действительности путём самостоятельного завершения собственной жизни были в нём успешно преодолены. Желание покончить с жизнью посещало его лишь на уровне крайне отстранённой теоретизации и ни разу не вылилось в реальные действия.
Третье: несмотря на некоторые эмоциональные ожоги, как то холодные отношения с матерью, отсутствие отца (степень ожога сомнительная) и полное отсутствие друзей, а также обязательная череда подростковых огорчений, расстройств и обид, в нём присутствовало маленькое, но плотное и цельное ядро понимания, состоявшее в следующем: этот мир ему по силам. Он, Павел Тимохин, выше, шире и больше его. Он вполне может вместить в себя все его истины и не подавиться ими. Он силён и стоек.
Откуда в нём рождалось это умозаключение, мне не вполне понятно. Особенно принимая тот факт, что Тимохин выглядел как крайне тихий и неприметный субъект, который никогда не выпячивался и не стремился понравиться окружающим.
Ну да я и не должен этого понимать. Я лишь наблюдатель его жизни и некоторых мыслительных коллизий.
Сделаю предположение, что степень управления окружающей действительностью лишь возрастала в нём с возрастом, что приводило его к мысли-ощущению-побуждению о способности не подчиняться ей, действительности, а существовать параллельно, как бы на равных.
О подчинении мира собственной воли он тогда не помышлял.
Что касается его взглядов на этот вопрос сейчас, то однажды мы приблизимся к ним.