Абрамцевские истории - стр. 33

Когда Профессор парился и был один, он любил себя причислять к простому народу, которому власть эта (то есть любая, впрочем, власть) выпить не даёт на свои, а всё норовит содрать три шкуры, то есть три цены.

Вот такой кайф предвкушал (и по праву) Профессор, пытаясь вытянуться на полоке. Полок был коротковат, и Профессор неоднократно планировал его удлинить, да всё то руки не доходили, то времени не было, то настроения. «В общем, этим обязательно заняться нужно», – твёрдо сказал себе Профессор, пытаясь вытянуть ноги на заведомо коротком полоке.

А ноги вдруг сами собой вытянулись, повеяло откуда-то прохладой, Профессор в тревоге сел, не открылась ли дверь, ведь уйдёт, ей-ей уйдёт драгоценнейший с эвкалиптом пар. Но страшного ничего не было. Просто Профессор увидел себя вдруг в саду, яблони и вишни все в цвету, а наряду с цветом уже почему-то и плод висит. И запах – чудо как хорош от дуновения ветерка пахнет настурцией, резедой, розой немного и так тонко-тонко ландышем. Профессор, поскольку он из бани, был натурально совершенно голый. Газон перед ним простирался необъятный, ну, например, как поле для гольфа, а недалеко виднелись кустики. Профессор наш, кстати, был специалистом точных наук, механиком, гидравликом и несколько даже двигателистом. Помимо этого, он был и членом вымирающей КПСС.

Всё это я говорю для того, чтобы вы, читатель, понимали, что Профессор, конечно, был человек верующий, но в Бога, в Высший Дух, а уж никак не в чертовщину, во всяком случае. Поэтому к своему перенесению на поляну подошёл с чисто диалектических позиций. Просто он решил, что перебрал пару и надо из баньки срочно выбраться. Но… выбираться было некуда, он уже пять минут находился на полянке, в абсолютном неглиже, как мы уже отмечали, и матанализу, как и почему, научному осмыслению это действо не поддавалось совершенно.

– Ладно, не дёргаться и анализировать, – приказал себе Профессор. Но дёрнуться пришлось. Прямо на него, чуть подсвеченное послеполуденным солнцем, двигалось чудо. Это чудо было в облике молодой, гибкой, абсолютно не одетой женщины с распущенными по плечам длинными, струящимися медно-каштановыми волосами, ну просто Венера картины знаменитого Энгра, репродукции которого Профессор, кстати, недавно перед сном рассматривал. Пришлось дёрнуться.

Профессор прекрасно отдавал себе отчет, в каком он виде, поэтому, скрестив ниже живота руки, как это делает весь мужской пол, выходя, например, из бани в раздевалку, он начал пятиться к кустам, где и присел в позе, весьма скажем прямо, несолидной. Да что делать, ежели ты голый ну совершенно да годов тебе этак шестьдесят пять уже стукнуло, а на тебя движется чудо природы, да женского полу, да тоже абсолютно раздетое? Никакому диалектическому, гносеологическому, математическому или иному какому анализу эта ситуация не поддавалась.