А в остальном, прекрасная маркиза… (сборник) - стр. 18
В теплых лучах их счастливой семьи грелись две молодые бабушки – мамы Оли и Самина. Отцов не было, умерли. Бабушки ревновали внука, отыскивая в румяном и бойком мальчике изъяны после визита к «другой бабушке». Тихо доносили: одна своему сыну, другая – дочери. Самин и Оля посмеивались, понимая, что в бочке меда – в безграничном обожании единственного внука – должна присутствовать ложка дегтя, иначе бочку просто разнесет.
Оля преподавала в музыкальном училище нотную грамоту. Самин трудился в нефтегазовой корпорации. Их семейные проблемы относились к процессу повышения благосостояния. Надо построить загородный дом, вложить деньги в акции, поменять ванну на джакузи, поехать в отпуск на Бали, найти сыну преподавателя английского… Столько хлопот!
И вдруг все рухнуло. Разорвалась нейтронная бомба, которая уничтожает живое. Дом, мебель, тряпки остаются, а люди гибнут. Оля узнала об измене мужа. Действие бомбы было не смертельным, по касательной ударила. Оля осталась жива, но душевно покалечена до инвалидности.
Самин пришел домой, обнаружил Олю, серую и полуубитую, сидит в кресле, взгляд в одну точку.
Он присел перед женой, взволнованно спросил:
– Оленька, что случилось? Сын, мама, теща? Кто-то заболел?
Она не отвечала, продолжала смотреть сквозь него, точно голова Самина была стеклянной.
– Да говори же! – Он потряс ее коленки. – Что произошло?
Оля не повернула головы, но теперь она смотрела в глаза мужа, с трудом фокусируя взгляд как при тяжелейшей боли.
– Ты нас бросишь?
– Зачем? Почему? Откуда такие мысли? – поразился Самин.
– Ты любишь другую женщину, ты с ней… Я все знаю.
Самин едва не застонал от досады. Или, кажется, застонал, промычал сквозь стиснутые зубы. Покраснел выразительно. Будь он готов к этому разговору, решительно бы открестился: враки, сплетни, наветы! А сейчас реакция выдала его с головой.
Он сел в соседнее кресло, взял холодные Олины руки:
– Я вас никогда не брошу! Я люблю тебя и только тебя. Ты моя жена, ты и сын – самое лучшее, что есть в моей жизни. Прости! Это была ошибка, я оступился. Никогда более не повторится. Клянусь! Чем ты хочешь, чтобы я поклялся?
Оля не отвечала. Снова ушла в себя, присутствовала и отсутствовала одновременно. Самое плохое – не плакала, не рыдала, не упрекала, не проклинала.
И в следующие дни не плакала. Слезы лились внутри, только соль выступала на коже, которая приобрела каменистый оттенок. Была гордая жена наварха, стала жена Лота – соляная глыба, умеющая передвигаться, односложно отвечать и выполнять домашнюю работу. Олины волосы потускнели, появилась сутулость, вместо летящей походки – шарканье пудовых ног.