А. П. Платонов «Котлован». Основное содержание. Анализ текста. Литературная критика. Сочинения - стр. 7
Композиционно Платонов использует киношный метод монтажа совершенно разноплановых эпизодов: тут и медведь-молотобоец, показывающий местных кулаков, и активист, просвещающий деревенских баб в политике, и кулаки, прощающиеся друг с другом перед отправкой на плоту в море. Некоторые сцены вообще кажутся немотивированными и случайными: по ходу действия внезапно всплывают крупным планом незначительные персонажи и также внезапно исчезают. Эпизод, к примеру, с неизвестным, одетым в одни штаны, которого неожиданно для всех привел в контору Чиклин. Мужчина, «опухший от ветра и горя», требовал вернуть их деревне найденные в котловане заготовленные ими впрок гробы. На что Чиклин отвечал, что действительно рабочие нашли сто гробов, но два отдали девочке Насте – «в одном гробу … ей постель на будущее время, … а другой… ей для игрушек и всякого детского хозяйства: пусть она тоже имеет красный уголок». Елисей, так звали полуголого мужчину, однако, не соглашался с таким разделом, и настаивал на своем: «Куда ж мы своих ребят класть будем! Мы по росту готовили гробы: на них метины есть, – кому куда влезать. У нас каждый и живет оттого, что гроб свой имеет: он нам теперь цельное хозяйство!». В конце концов, сговорившись, Елисей вместе с другим мужиком потащили как бурлаки связанные один к другому гробы. В диалоге между рабочими и крестьянами удивляет, с какой обыденностью они говорят о смерти, с каким смирением и безысходностью готовят сами себе и детям своим гробы. Гроб перестал быть символом страха, превратившись в «постель», в «детскую игрушку», в «цельное хозяйство». Подобная гротескная реальность, по сути, пронизывает всю повесть «Котлован». Кроме гротеска, Платонов использует еще и прием аллегории для передачи безумия происходящих событий. Не найдя ни одного персонажа, который мог бы указывать как Иуда на «зажиточные» крестьянские семейства, писатель выбирает для этой роли медведя, то есть зверя, по сути. А если учесть, что в народном фольклоре медведь не являлся никогда олицетворением зла, и скорее подошел бы образ «тамбовского волка», то здесь можно говорить о двойной аллегории.
Сюжет неудавшегося странствия Вощева переплетается с сюжетом провалившегося строительства общепролетарского монументального дома, проект которого изначально был утопичен, так как состоять должен был из «выдуманных частей». Но рабочие верили, что «через год весь местный пролетариат выйдет из мелкоимущественного города и займет для жизни монументальный новый дом. Через десять или двадцать лет другой инженер построит в середине мира башню, куда войдут на вечное, счастливое поселение трудящиеся всей земли». Башня «в середине мира» здесь ассоциируется и с Вавилонской башней, и с хрустальным дворцом из романа Чернышевского «Что делать?», и с размышлениями Ивана Карамазова из романа Достоевского «Братья Карамазовы» о строительстве здания человеческого счастья, за которое заплачено детскими слезами и кровью. Однако как Вавилонская башня стала могилой для своих строителей, так и котлован «общепролетарского» дома превратился в могилу для ребенка, ради которого он воздвигался.